– Жаль полена, папаша, – сказал Федя, – на топливо пригодится.
Светлов стоял и от пожатия Еремеиной лапы тряс свою правую руку.
– Скажите, Еремей Павлович, вы подков ломать не пробовали?
– А это зачем? Подкова деньги стоит, да и достать её где по нашим местам?
– Силу пробовать, Еремей Павлович.
– Силу я, землячок, и без подков знаю. Сила – это что? Силу и медведь имеет, у мужика вся изюминка в голове. – Еремей постучал пальцем себя по лбу. Вот Федька мой, – Федька обернулся, услыша своё имя, – медведю рёбра намять может, а как лошадей стреножить…
Светлов подумал, что булочки, ямочки, мячики и всё такое, которыми снабдили родители Дуню, в мужском поколении перешли в кости и жилы. Еремей повернул голову к Феде, и шея, невидная спереди, сбоку вздулась истинно медвежьей жилой.
– Видали, Валерий Михайлович, народец-то какой по заимкам произрастает?
Жучкин был, видимо, очень доволен всем. Сам он был сложения атлетического, но по сравнению с обоими Дубиными, казался щенком. Светлов же сам себе казался окончательной дохлой кошкой. Еремей шмыгал на своих косолапых задних конечностях по полянке, даже и ступал по-медвежьи – носками внутрь; Федя, молча и улыбаясь, рассёдлывал лошадей.
– Фуру к чертям нужно, колёса – в воду, доски – в костёр…
– А фуре-то зачем пропадать? – запротестовал Жучкин.
– Народу в тайге много. Народу в тайге скучно. Напорется какой старатель и пойдёт от заимки к заимке языком трепать. Фуру здесь не каждый день найдёшь. А, как я полагаю, господину Светлову лучше без следов обойтись, да и тебе тоже.
– Это правильно, – сказал Светлов, – следы лучше замести.
Еремей принялся приводить в исполнение свой приговор: стащил колёса с оси, одну часть спустил в омут ручья, другую порубил на топливо, всё это было сделано быстро и сравнительно бесшумно. Потом разложили костёр, из седельных сумок было извлечено огромное количество всякого копчёного мяса, этак, на три-четыре медвежьих аппетита. На костёр был поставлен котёл с мясом и крупой, всякими таежными кореньями, и через полчаса в котле стала булькать похлёбка. Тем временем была осмотрена поклажа, и Еремей прикинул в уме, как распределить её по вьюкам. Потом всё сообщество, вооружённое ложками и ножами, уселось вокруг котла. Жучкин о чём-то вспомнил, нырнул к поклаже и вернулся, неся в каждой руке по две бутылки водки.
– Это – а ни-ни, – сказал Еремей, подняв кверху указательный палец, – ни в коем разе, здесь тебе тайга, а не кабак.
