– Но ведь она не шлюшка какая, – не унималась мама, – играть голой перед жрущими и пьющими богачами…
– Да кабы она играла одетой, кто бы дал ей, никакой не лауреатке никаких конкурсов и никому неизвестной среднестатистической скрипачке, тысячу долларов в один вечер за один номер, за пятнадцать минут работы, кто бы ей дал? – дядя вздымал глаза и руки к воображаемому небу, как бы призывая Бога в свидетели, – другие, некрасивые, другие ее товарки они бы в лучшем случае в метро играли, пальчики морозили бы себе, да от черномазых ниггеров отбивались ежеминутно, а наша Инна в теплом клубе, в полной безопасности, да что там говорить! – дядя Альберт запивал таблетку пол-стаканом воды и продолжал, – а те ее сестры, кто играть не научился, те в дешевом кантри – стрип – баре, с восьми вечера до четырех утра вокруг шеста, да еще пьяные ковбои мятые двадцатки им в трусики да за резинки от чулок там субт… Да администратор с бармэном ежевечернее перед собой на колени их ставят – сексуальную барщину отрабатывать… Да что я вам тут объясняю?
Дядя дивился дремучей некоммерческой тупости своих российских родственниц. Он уверенно полагал, что его предложение ангажемента Инны по клубам Нью-Йорка, это была своего рода рука Бога, протянутая к Инне и ее глупой мамаше из небесного облака, и дядя не мог взять себе в толк, почему его сестра и племянница отвергают эту протянутую им с неба руку.
– Но я не смогу, – говорила Инна.
– А чего там мочь? – возражал дядя.
– Мне стыдно будет, – твердила племянница, вытирая слезы.
– А ногу отрежут выше колена, не стыдно будет на протезе? – безжалостно вскипал дядя.
Мама плакала.
И Инна плакала.
А дядя только сопел, раздувая волосатые ноздри.
Здесь и племяннице хотелось помочь, и у самого бизнес складывался неплохой, потому как его компаньон Айзек Любавец, тот что специализировался по ангажементам, рисовал ему – дяде Альберту неплохие деньги за прокат племянницы скрипачки по Нью-Йорку, Неваде и Калифорнии, из которых дядя Альберт планировал себе по-божески, по три тысячи долларов за выступление, из которых Инне – одна и две ему – дяде Альберту. И это казалось справедливым, ведь это он договорился! А найти и договориться – это больше чем пол-дела.
Так что нерешительность и сомнения сестры и племянницы очень раздражали дядю Альберта, потому как те сомнениями своими покушались на императив рационального.
Императив рационального, который для дяди Альберта работал вернее и надежнее, императива великого Кенигсбергского девственника. …
