Любовь и смерть Геночки Сайнова | страница 90



Первой согласилась мама.

В воскресенье поутру она вошла в комнатку Инны заплаканная с кругами под глазами.

Во фланелевом халатике, накинутом на штопанную ночную рубашку. Зашла и присев на край диван-кровати сперва долго молчала. Только всхлипывала.

Инна не спала.

Она лежала на животе, щекой в подушку, лицом в старенький черно-белый телевизор, который еще маме ее подружки по филармоническому оркестру подарили на тридцатилетний юбилей.

По телевизору показывали какую-то воскресную лотерею. Усатый толстомордый ведущий, чем то похожий на американского дядю Альберта, вытаскивал из мешка номерки, призывая всю страну радоваться возможности дармового чудесного обогащения.

– Может, нам с тобой в бинго сыграть? Выиграем миллион, – промычала Инна в подушку.

– Знаешь, я подумала, а дядя прав, – сказала мама, насухо вытирая глаза, – мы с тобой можем и эту квартирку продать, и наш рояль, и скрипки, и шубку твою, а все равно даже на половину курса лечения не хватит, и за один только перелет в Америку сколько надо отдать, а тут и билеты за счет ангажемента, и расценки такие, что ты за два месяца на все лечение заработаешь…

Мама положила руку дочери на затылок и стала поглаживать.

– А может, мне прямо в бордель? – спросила Инна, не отрывая щеки от подушки, – может, мне дядя еще не самый крутой ангажемент нашел? Уж продаваться, так задорого! Может, в порнофильме за миллион сняться? Я сама и сценарий для себя написать смогу. Представь, зал филармонии, наш оркестр весь сидит в полном составе, выходит наша концертмейстерша и объявляет: Моцарт, концерт для минета с оркестром, ми-минор… Исполняет Инна Гармаш, дирижер Матвей Гельман… И тут выхожу я – голая, только на шпильках… Становлюсь на коленки, дирижер машет палочкой…

– Прекрати! Прекрати сейчас же! – воскликнула мать.

– А что? Разве я не имею права высказаться, когда дядя, а теперь уже и вы с ним вместе, толкаете меня на панель?

Потом они обе вместе ревели целых пол-часа.

Обнявшись и глядя в черно-белый экран, на котором усатый дядька вытаскивал из мешка номера с чужим счастьем.

Тогда, в то воскресное утро Инна постигла и еще одну взрослую мудрость.

У женщины должен быть сильный защитник.

Иначе – пропасть ей.

В детстве – это отец.

Сильный и умный.

В юности – это жених… Возлюбленный… принц.

В зрелом возрасте – муж.

Но у мамы не было мужа.

А у нее – у Инны – не было отца.

Не было и принца.

А кто был в ее короткой жизни?

Вова Ривкин?

И где он теперь? …

По-перву ей нравилось его хвастовство.