Любовь и смерть Геночки Сайнова | страница 90
Первой согласилась мама.
В воскресенье поутру она вошла в комнатку Инны заплаканная с кругами под глазами.
Во фланелевом халатике, накинутом на штопанную ночную рубашку. Зашла и присев на край диван-кровати сперва долго молчала. Только всхлипывала.
Инна не спала.
Она лежала на животе, щекой в подушку, лицом в старенький черно-белый телевизор, который еще маме ее подружки по филармоническому оркестру подарили на тридцатилетний юбилей.
По телевизору показывали какую-то воскресную лотерею. Усатый толстомордый ведущий, чем то похожий на американского дядю Альберта, вытаскивал из мешка номерки, призывая всю страну радоваться возможности дармового чудесного обогащения.
– Может, нам с тобой в бинго сыграть? Выиграем миллион, – промычала Инна в подушку.
– Знаешь, я подумала, а дядя прав, – сказала мама, насухо вытирая глаза, – мы с тобой можем и эту квартирку продать, и наш рояль, и скрипки, и шубку твою, а все равно даже на половину курса лечения не хватит, и за один только перелет в Америку сколько надо отдать, а тут и билеты за счет ангажемента, и расценки такие, что ты за два месяца на все лечение заработаешь…
Мама положила руку дочери на затылок и стала поглаживать.
– А может, мне прямо в бордель? – спросила Инна, не отрывая щеки от подушки, – может, мне дядя еще не самый крутой ангажемент нашел? Уж продаваться, так задорого! Может, в порнофильме за миллион сняться? Я сама и сценарий для себя написать смогу. Представь, зал филармонии, наш оркестр весь сидит в полном составе, выходит наша концертмейстерша и объявляет: Моцарт, концерт для минета с оркестром, ми-минор… Исполняет Инна Гармаш, дирижер Матвей Гельман… И тут выхожу я – голая, только на шпильках… Становлюсь на коленки, дирижер машет палочкой…
– Прекрати! Прекрати сейчас же! – воскликнула мать.
– А что? Разве я не имею права высказаться, когда дядя, а теперь уже и вы с ним вместе, толкаете меня на панель?
Потом они обе вместе ревели целых пол-часа.
Обнявшись и глядя в черно-белый экран, на котором усатый дядька вытаскивал из мешка номера с чужим счастьем.
Тогда, в то воскресное утро Инна постигла и еще одну взрослую мудрость.
У женщины должен быть сильный защитник.
Иначе – пропасть ей.
В детстве – это отец.
Сильный и умный.
В юности – это жених… Возлюбленный… принц.
В зрелом возрасте – муж.
Но у мамы не было мужа.
А у нее – у Инны – не было отца.
Не было и принца.
А кто был в ее короткой жизни?
Вова Ривкин?
И где он теперь? …
По-перву ей нравилось его хвастовство.