Сильная рука Ника остановила ее движение.
– Подожди, я никак не решусь, пойми.
Сердце Ника снова вздрогнуло и затрепетало.
– Ты о чем,-будто не догадываясь, осведомилась Саломе.
Они взглянули друг другу в лицо.
– Ты чего смотришь?
– Разве ты не тоже самое делаешь?
Ника вновь настигла печаль.
Частые и крупные поражения, случавшиеся в его жизни, приучили его примиряться не только со своей невезучестью, но и со своими страхами и опасениями, он даже начинал замечать в себе порою то радостное любопытство, которое испытывал, еще когда только ставил себя в положение побежденного, побитого, потерпевшего.
Он разжал руки и неторопливо вернулся к окну. Его подтолкнула туда не собственная нерешительность, а игра Саломе, которую она столь искусно вела. Большой жизненный опыт в таких ситуациях был, конечно, на ее стороне, и она этим пользовалась. В глубине души даже наслаждалась, бравировала таким своим превосходством.
Он же никак не мог разобраться – то ли она его не понимала, то ли понимала и душила свою жертву, доводила до последнего вдоха, пыталась приоткрыть наконец занавес между их отношениями, разрушить альтернативность, неопределенность, неконкретность, абстрактность и шуточность контактирования с еще одним представителем того пола, к которому относилась явно недружелюбно.
У Ника не было выхода, он должен был ей сказать, иначе несказанное могло разнести его изнутри.
– Я думал о тебе все время отсутствия,- решился он негромким голосом приступить.
Саломе перевела дыхание и сделала вид, что это для нее новость.
– Неужели ты не видишь, не чувствуешь ничего? – налетел на нее Ник в раздражении.
– А ты сам? Тоже ничего не чувствуешь и не понимаешь,- так же нервно отозвалась Саломе.
– Так в чем же дело?
– А в чем?
Пауза вновь разъединила их.
Ник отвернулся от ее взгляда, вперился в темные воды реки, протекавшей по самому центру города, и в незатопленные островки в ее русле.
– Я не могу больше так, – жалобно простонал Ник и, не в силах произнести более ничего, торопливо вышел из комнаты.
Долго молча стоял за дверью, пытался унять подступавшие к глазам слезы.
На душе было тяжко, но все же тепло. Он долго толком не мог понять – счастливые ли это минуты ненастья или ненастные мгновения счастья?
– Что это ты задумал, Ник? – строя выражение ни в чем не повинной и не понимающей, что между ними происходит, вышла вслед за ним Саломе.- Ведь я тебе и вправду в мамки гожусь,- проговорилась она, явно опережая события.-Право, ты и вправду сошел с ума! И как такое могло прийти тебе в голову.
