И поскольку прах понимает прах, все мы узнаём себя друг в друге, отражаемся, как зеркало в зеркале, я принимаем единую веру - радоваться правителю, при сем не суть важно, как его нарекли - Феликсом ли, как в Деяниях святых Апостолов, Богом или Вселенной, - главное, чтоб каждая песчинка, будь то дерево, камень, ползучий гад, зверье или человек. Земля, Солнце, Млечный Путь или системы звездных галактик, ликуя, оглашала пустоту - радоваться!
Именно поэтому, пустая церковь, что мы - прах и рождены из праха и ведем существование ничтожных песчинок, порожденных другими такими же песчинками, жизнь которых отмерена коротким отрезком времени - несколькими годами или месяцами, несколькими часами, секундами или даже, как для некоторых частичек, являющихся миллионной долей одной песчинки, лишь несколькими миллионными долями одной секунды, - прожить эти мгновения надо с радостью! Потому что для всех и вся нет иного фундамента, кроме как - радоваться, ибо одна только радость не задает вопросов, не копается в сомнениях и не пытается утешить, потому что она одна не нуждается в утешениях, она выше их, превыше всего радоваться! Аминь.
С этими словами пастор из Флётигена с шумом захлопывает большую тяжелую Библию, с достоинством спускается с кафедры, направляется в ризницу, развязывает брыжи, снимает ризу, складывает ее и, собираясь выйти на волю, оказывается лицом к лицу с Клаудиной Цепфель.
Огромные глаза учительницы горят от восторга, пастор был неотразим, лепечет она, заикаясь, она прослушала всю проповедь от начала до конца. Он смотрит, оцепенев, на Клаудину Цепфель, его охватывает бешеный гнев, ярость на весь белый свет, на Вундерборна, на собственную жену, уроженку здешних мест, палец о палец не ударившую, чтобы сделать его популярным, - кому нужны ее курсы о браке и семье?
Рывком он притягивает к себе Клаудину Цепфель - "радоваться!" - и, сжимая ее в объятиях, страстно целует ее: послезавтра его жена уедет со своим курсом о супружеской верности в Коннген; и, взревев на всю округу, так что эхо раскатилось по долине, - "Задал же я им, однако, перцу!" - пастор, оставив зацелованную и безмерно счастливую Клаудину Цепфель одну, бросается мимо "Медведя" по дороге вниз, оборачивается еще только один-едииственный раз, когда доходит до флётенбахского леса, и потрясает угрожающе кулаком "радоваться!".
Трактирщик, выйдя на порог, ехидно ухмыляется, ловко же они отделались от пастора, и, вернувшись в залу, спрашивает Сему, кто там сейчас у Лохера.
