Итак, из ее слов следовало, что она считает его стариком! Старомодным человеком! У него перехватило дыхание.
– Я не намерен вмешиваться в вашу жизнь, Фоска. Я хочу лишь предупредить вас о подстерегающих вас опасностях, с тем чтобы вы смогли избежать их.
– Вы очень любезны, синьор, – сказала она, подавляя зевоту. – Вам пришлось сегодня остаться дома, чтобы поговорить со мной.
Он упрямо не хотел отклоняться от заданной себе темы.
– Если вы станете игнорировать мои советы, то я буду вынужден ограничить вашу свободу.
– Правда? – Она с любопытством посмотрела на него. – Интересно узнать, каким образом вы это сделаете. Захлопнув свой кошелек, чтобы мне пришлось одеваться в лохмотья – то есть именно так, как я одевалась, когда мы встретились, – и чтобы мне было стыдно где-нибудь появляться? О, это было бы, синьор, жестоко. – Она вздохнула. – Лишило бы вас популярности не только среди городской молодежи, но и среди десятка купцов. Не говоря уже о крупье из казино, которые извлекают выгоды из моих неудач за игорным столом! – Она поднялась и потянулась. – Ну а теперь, если не возражаете, я хотела бы завершить этот невыносимо утомительный день. Правильно говорят, что Венеция так скучна в это время года! Я не знаю, как я выдержу! – В знак прощания она протянула руку.
Он пожал ее и холодно поклонился.
– Сожалею, синьора, что мы показались вам скучны, – спокойно заметил он, надеясь, что последнее слово останется за ним. – Очень, очень жаль, что вам пришлось променять тысячи радостей монастырской жизни на эту невыносимую жизнь.
Однако она лишь сонно улыбнулась.
– Вы совершенно правы. В монастыре человек по крайней мере свободен от непрошеного внимания со стороны стариков. Спокойной ночи, синьор.
Он ушел. Фоска, несомненно, превзошла его в остроумии и хитрости, как опытная обольстительница. Она действительно быстро и хорошо познала уроки жизни. Алессандро оказался не в силах проникнуть сквозь прочный панцирь ее изощренного образа мысли. Фоска была непроницаема, весела, недоступна обидам. В ней не осталось ничего от дрожащей девочки, на которой он женился. Она стала во всех своих проявлениях истинной женщиной. Обнаружила, что красива, и умела пользоваться своей силой.
Алессандро злился. Он вел себя нудно, самодовольно, напоминал неуклюжих мужей из комедий Гольдони, которых обводили вокруг пальца и ставили в тупик их юные жены. Но он-то, Алессандро, не был стар. Ему еще не было и тридцати пяти! А она все еще оставалась ребенком, едва достигшим двадцатилетнего возраста.
