– Да, это правда, – согласился Оуэн. – Бедняга находится в таком же состоянии, как после смерти Флоры.
– Макдану лучше, чем тогда, – заметила Ровена. – Если бы нам удалось убедить его, что ведьма будет использовать свои чары, чтобы сеять боль и страдания…
– Добрый вечер, девушка! – радостно воскликнул Оуэн и помахал рукой. – Мы как раз говорили о тебе.
Все в зале умолкли и со страхом повернулись к Гвендолин, которая стояла на верхних ступеньках лестницы.
«Не следовало мне приходить», – с отчаянием подумала она. Да она и не пошла бы, и только угроза Макдана, что он пошлет кого-нибудь, чтобы стащить ее вниз, заставила ее покинуть свою комнату. А также острый восхитительный аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба. Внезапная и ужасная смерть отца так ошеломила ее, что последнее время Гвендолин и не вспоминала о потребностях собственного тела. Но, сидя в своей комнате и с грустью наблюдая за угасающими пурпурными лучами летнего солнца, проникающими к ней сквозь открытое окно, она вдруг ощутила ужасающую, почти болезненную пустоту в желудке. Дразнящие запахи, поднимавшиеся к ней из кухни и большого зала, еще больше усиливали это чувство, пока желудок ее не стали сжимать спазмы голода. В этот момент в дверях появились двое мужчин с большой ванной для купания. Макдан предположил, что она может захотеть искупаться, объяснили они, торопливо устанавливая ванну. За ними последовала вереница людей с ведрами воды. Они быстро выливали их в ванну и опрометью бросались из комнаты вон.
Когда Гвендолин уже собралась окунуться в воду, в дверь опять постучали. Она открыла и обнаружила на пороге насмерть перепуганную служанку, державшую в руках платье из алой шерсти. «Подарок от Макдана», – запинаясь, пробормотала она, нервно сунула одежду в руки Гвендолин и убежала. Сначала Гвендолин хотела позвать девушку и сказать, что не может принять такой подарок. Но шерстяная ткань, как теплое вино, струилась по обнаженной коже ее рук. Она была очарована ее мягкостью. Это было так непохоже на грубый материал ее собственного платья. Она приложила обновку к своему телу, удивляясь искусной золотой вышивке, украшавшей горловину и рукава. Она всегда шила себе одежду сама, но в отсутствие матери или другой женщины, которая могла бы дать ей совет, изделия получались не очень совершенными. Внезапно ее собственное разорванное платье показалось ей уродливым и грубо скроенным. Возможно, не будет особого вреда, если она примет подарок. В конце концов ей предстоит обедать в большом зале в присутствии всего клана, и она не может появиться в одежде, которая лишь слегка отличается от старой тряпки.
