Но теперь, стоя на верхних ступеньках лестницы и глядя вниз на лица Макданов, Гвендолин жалела о том, что пришла. С видом холодного безразличия, который она научилась напускать на себя еще в детстве, Гвендолин выдержала их молчаливые, враждебные взгляды. Напомнив себе, что Макдан приказал ей присоединиться к остальным членам клана за вечерней трапезой, она стала медленно спускаться по лестнице.
По залу опять пробежал глухой ропот. Ступив в зал, Гвендолин сообразила, что понятия не имеет, где ей следует сесть. Оуэн, Лахлан, Реджинальд и Мораг сидели за столом лэрда, который располагался на возвышении в центре зала. Оуэн принялся радостно махать ей рукой, но остановился, получив от Лахлана тычок под ребра. Остальные члены клана сидели на скамьях, расставленных вокруг длинных, покрытых скатертями столов. Увидев свободное место, Гвендолин направилась к нему. Как только Макданы разгадали ее намерения, они тут же сдвинулись, и свободное место исчезло. Гвендолин остановилась, гордо выпрямилась и уверенно двинулась к другому столу. Сидевшие там люди тоже сомкнули ряды, не давая ей сесть. Она замешкалась на секунду, а затем пошла к третьему столу. Когда она приблизилась, Макданы встретили ее ледяными взглядами, давая понять, что считают ее компанию неподходящей.
Потрясенная и обиженная, забыв про голод, Гвендолин торопливо направилась к проходу, ведущему в коридор, и налетела прямо на Макдана, появившегося из-за поворота в сопровождении Бродика и Камерона.
– Куда это ты направляешься? – поинтересовался он.
– Я… я возвращаюсь к себе в комнату, – промямлила Гвендолин.
– В таком случае ты заблудилась, – весело заметил Камерон. – Лестница, ведущая в твою комнату, находится в другом конце зала.
Алекс несколько секунд пристально рассматривал ее. Платье, которое он прислал ей, пурпурно-золотым потоком струилось вдоль стройного тела, и его яркий цвет выгодно оттенял светлую кожу и иссиня-черную копну волос девушки. Вот только ткань слишком свободно спадала на ее узкую талию и бедра, подчеркивая ее хрупкость. Он обнаружил, что размышляет, всегда ли она была такой худой, или смерть отца и суровые дни пребывания в сырой темнице истощили ее плоть.
– Ты что-нибудь ела? – спросил он.
– Я поняла, что не голодна.
– Ты больна? – не унимался он, обеспокоенный отсутствием у нее аппетита.
Опустив глаза, Гвендолин покачала головой.
– Тогда ты останешься и съешь что-нибудь, – приказал он. – Я не позволю тебе уморить себя голодом.
