На сцену под аплодисменты и крики (“Селен! Селен!”) плавной походкой вышел человек с неестественно длинным брезгливым лицом. Одет он был настоящим денди - чёрный смокинг с атласными отворотами, белая накрахмаленная рубашка. Только вместо галстука на шее толстая и грубая верёвка висельника.
Человек изящно отбросил со лба длинные волосы, властно взмахнул рукой в белой перчатке, и шум в зале смолк.
Фортепьяно заиграло живее, вкрадчивей. К скрипке присоединился фагот. Но музыкантов было не видно. По бокам с обеих сторон стояли белые, разрисованные хризантемами ширмы, прикрывая вход за кулисы.
Будет петь, подумал Романов. Но висельник не запел, а протяжно, подвывая и растягивая звуки, продекламировал:
Косит поле сорное
Девочка проворная,
Девочка весёлая
С длинною косой.
Из-за ширмы, подбоченясь, выплыла павушкой дева в русском сарафане. Лицо у неё было закрыто белой маской: скалящийся скелет. Девочка Смерть покружилась в танце, потянула себя за длинную-предлинную золотистую косу - и выдернула. Коса была прямая - очевидно, с металлическим стержнем. Танцовщица согнула её на манер буквы Г и стала размашисто косить воображаемую траву.
Ага, это мелодекламация с пантомимой, понял Алексей. Модный жанр.
Всё равно ей, ветреной,
Лопухи ли, клевер ли,
Злаки или плевелы,
рожь или фасоль.
С другой стороны сцены появился некто в облегающем костюме из серебристой чешуи. Распластался по полу, заизвивался: то скрутится кольцом, то за-змеится ручейком, то выгнется дугой, то подкатится Смерти под ноги, то метнётся прочь. Казалось, что в теле искусного мима нет костей, а если и есть, то резиновые.
Змейка серебристая,
Чистая, искристая,
Увернётся, выскользнет из стальных сетей.
Лишь трава ленивая,
Пошлая, тоскливая
Ляжет - не поднимется.
Ну и чёрт бы с ней.
Голос чтеца был рассеян и монотонен, сонные движения дисгармонировали с грациозным танцем Смерти и виртуозными извивами человека-змеи, но зрители смотрели только на поэта. Очевидно, он был главной здешней знаменитостью. Алексей Романов в последние месяцы был слишком занят учёбой и совсем перестал следить за литературно-художественными событиями столичной жизни, однако теперь припомнил, что имя “Селен” ему где-то уже попадалось - не то в газетах, не то на уличных афишах.
Выкосить бы начисто
Поле. И не спрячется
Мелочь бесполезная - тля да саранча.
Только даль высокая,
Только в небе соколы,
И скликает мёртвых песня трубача.
Селен всплеснул рукой - за кулисами потусторонним, мёртвым зовом засолировала труба. Человек-змея изогнулся на животе, взял себя руками за носки и укатился прочь. Девочка Смерть тоже выкинула трюк: с ловкостью акробатки прошлась по сцене колесом. Из-под сарафана мелькнули стройные, крепкие ноги.
