Он налил рюмку, но вспомнил, что скоро на работу, и не стал пить, посмотрел на свое худое отражение в ночном окне, выходило, что денег мало и надо было терпеть такую жизнь. И все время помнить про эту гребаную банку с долларами, закопанную на даче. Он, кстати, давно ее не проверял. Может, уже мыши нашли. «Вот кино будет, приеду, а там одна труха вместо баксов», — он вроде бы шутил сам с собой, но эта мысль не раз прохватывала его холодным потом.
Года два назад он прочитал в «Комсомолке», что у одной бабы так и вышло. На огороде зарыла тоже в банке. Костя одного не понимал — как об этом узнали? Может, не выдержала, побежала в банк, вот, мол, у меня тут хвостики остались. Нельзя ли восстановить? Костя по-всякому об этом думал. Чаще с презрением. Но иногда ему становилось жалко ту бабу. Может, она вот так же их по-честному собирала. Он тогда съездил, проверил, у него все было в порядке.
Этим его подсчеты обычно и заканчивались — надо было терпеть — он в месяц зарабатывал на полгода будущей жизни. Вера, правда, как-то сказала, что, мол, нет никакой будущей жизни, что есть только сейчас. Костя вроде и понимал, что это правильно, но к себе этого отнести не мог. Эта мысль была для него посторонней.
На дачу он попал только через два дня. У него с собой были все деньги. Две пачки по пять тысяч лежали за пазухой — одна на животе, другая на спине. Он свернул с асфальта на грунтовку, не доехал метров двести до ворот дачного поселка и остановил машину. Дальше надо было идти пешком — он надеялся незаметно пройти мимо сторожки. Выключил фары, посидел, привыкая к темноте.
Снег был сырой, залеплял ветровое стекло, таял и стекал ручейками. «Хорошо, что метет, — подумал Костя, — следов не останется». Он вглядывался в серую полосу дороги, уходящую в темный еловый лес, и думал, что надо бы взять в багажнике что-нибудь… монтировку, что ли? Но не взял. Не спрятать ее никуда, не дай бог, сторожа встречу — позорище-то! Включил фонарик, закрыл машину и пошел. Снег местами был глубокий. Он прошел метров двадцать, светя по сторонам, потом вернулся и достал из багажника монтировку.
Небольшой деревянный домик с мансардой, который Костя строил сам, стоял заваленный чуть не по окна. С крыши свисали большие мягкие шапки. Костя сходил в мастерскую за лопатой, а сам все смотрел, не было ли кого на даче, но все было цело — и окна, и двери в недостроенную баню и мастерскую.
Он откопал дверь веранды, отгреб немного рядом, но дочищать не стал. Душа была не на месте. В доме было холоднее, чем на улице. Костя заперся, снял куртку и повесил на вешалку. Достал деньги из-за пазухи, покрутился, куда бы их, — сам все прислушивался, казалось, что следом за ним вот-вот кто-то войдет, — сунул сверток в глубину обувной полки и понял, что у него трясутся руки и стучит сердце.
