— Ты, Бутаков… совсем, что ли. — сказал вслух, давясь словами.
Хотел присесть и успокоиться, но не присел, а пошел на кухню к погребку. За те деньги в подвале он еще больше волновался. Даже думалось, что там их уже нет. Свет не зажигал, он и так все хорошо знал, взялся за кольцо, ввинченное в крышку, но вдруг замер и прислушался. Осторожно прокрался к входной двери, постоял, послушал, потянул ручку, дверь была закрыта. Он вернулся на кухню, задернул шторы и поднял крышку.
Из погреба пахнуло сырой землей, теплом и оплесневевшими досками. Костя спустился, нашарил лампочку. На бетонном потолке заискрилась длинная игольчатая изморозь. В погребе почти ничего не было — несколько банок с вареньем. Он не сразу вспомнил, где прятал деньги в последний раз (он время от времени зачем-то их перепрятывал), но потом вспомнил и, испачкавшись, откопал руками стеклянную литровую банку. Деньги лежали внутри, завернутые в полиэтилен. Костя вытер руки о штаны, с трудом разорвал скотч и наконец вынул плотно затянутый резинками аккуратный брикетик. Он был сырой и даже скользкий, от него шел неприятный тухлый запах, а резинки сгнили, крошились и окрасили пачку красными и синими полосками. Костя испуганно пытался полистать, но банкноты слиплись.
Он вылез из погреба, зажег свечку. Тер полотенцем, отдирал аккуратно и раскладывал на столе по одной купюре. Бумажки были слегка попорчены. Даже при свечке было видно, что по краям шли коричневатые разводы.
И тут — как будто кто-то споткнулся на ступеньках и упал, или дверь входную рванули? Костю передернуло с головы до ног, он смял в кулаке огонек свечки и схватил кухонный нож.
Снаружи было тихо. Ветер шумел в вершинах елок… вода капала с крыши… и сердце громко отдавало в голове. Костя на цыпочках прошел к двери, еще послушал, потом вернулся, сгреб деньги в сумку, засунул за газовую плиту и, стараясь ступать совсем бесшумно, опять пошел к двери. Его трясло. За дверью было тихо, но он все не решался открыть. Наконец он повернул замок и, покрываясь мурашками и крепко сжимая нож, распахнул рывком.
На веранде никого не было. Он включил свет и увидел, что с крыши упал большой кусок мокрого снега. Костя заглянул за угол, там тоже никого не было. Он снова заперся. Включил везде свет. Сел и закурил. В висках стучало, а все тело было ватным. «Господи, так ведь с ума сойдешь. Чтоб они, твари, пропали! Чтоб они пропали! Господи!»
В груди булькала вялая, бессильная злоба. На самого себя. На всю свою глупую жизнь. Ему хотелось взять эту сумку и запустить ее через забор, в лес. Чтобы она навсегда улетела из его жизни. Но он сидел не шевелясь. Он даже встать бы сейчас не смог, так ослабел. Ему было страшно, но уже не за деньги. У него никогда не болело сердце, и он не знал, как оно болит, но сейчас в груди, слева, было тяжело. Давило.
