Перебравшись через мост, я поспешил к спортивной площадке университета, где меня должна была ждать жена. Сквозь толпу многочисленных беженцев я пробрался к бассейну и там-то наконец увидел Сигэко. Она сидела на противоположной стороне. За плечами у нее был рюкзак, ноги прикрыты одеялом. Я быстро напился, зачерпывая пригоршнями воду из бассейна, и поспешил к жене. Перед уходом из дома я предупредил ее, чтобы она взяла с собой не чемодан, а рюкзак; так ей будет легче проталкиваться сквозь толпу. И посоветовал ей занять место поближе к бассейну: в случае пожара можно броситься в воду. Все мои советы Сигэко выполнила в точности. Она сидела у бассейна, положив к ногам котел для варки риса и сковородку.
— Ты не ранена? — спросил я.
— Нет,— ответила она, взглянула на мою щеку и не добавила ни слова.
— Как дом? — спросил я спустя несколько минут.
— Покосился, но стоит.
— Пожара не было?
— Загорелась верхушка сосны в саду, но огонь был высоко, и я ничего не могла сделать.
— С Ясуко, должно быть, все в порядке. Ведь мы вовремя отправили ее в Фуруэ.
— Надеюсь, она в безопасности.
— Есть хочешь?
— Нет, я не голодна.
— Как наши соседи?
— Как только все это началось, я сразу побежала сюда! Кроме Нитта, никого не видела.
Жена была в таком состоянии, что я прекратил расспросы и сказал, что схожу посмотреть, все ли у нас в порядке.
— Пока не вернусь, никуда не уходи, жди меня здесь,— сказал я и отправился к нашему дому.
Верхушка сосны потухла. Зато загорелись подборки телеграфного столба. Я сбил пламя бамбуковой метлой.
Дом наклонился градусов на пятнадцать к юго-востоку. Ставни на втором этаже сорвало. Весь пол в гостиной был усыпан осколками стекла. Здесь, как и во всех других комнатах, раздвижные перегородки перекосились и намертво застряли в пазах. Летняя кухня нашего соседа Хаями вдавилась в нашу ванную. В бочке, заполнявшейся обычно теплой водой, оказались чашки, ковши, палочки для еды и решетка для углей. К стенам предбанника, где мы снимали одежду, прилипли листья испитого чая, какие-то соления, остатки еды, очевидно сваренной в сое. На полу валялась сушеная каракатица: по-видимому, она попала сюда из дома Хаями. Я хотел было пожевать ее, но потом спрятал в сумку, где у меня хранились индивидуальные пакеты. «Не для того, чтобы набить себе утробу, а на память»,— сказал я самому себе.
Зайдя в чайную комнату, я напился холодного чаю и стал искать в аптечке какую-нибудь мазь, чтобы смазать щеку, но ничего подходящего не нашел.
