Сомов пришпорил коня и пустил его туда, в самое пекло уличного боя. Унгерн долго смотрел ему вслед, потом подмигнул Ванданову и сказал:
— Скоро вернется. Штабист. А в седле, между прочим, держится неплохо. Только здесь не Елисейские поля.
А то место, куда скачет Сомов сейчас, — гостиница для офицеров-хунхузов, превращенная в крепость: два пулемета держат все улицы под обстрелом.
Сомов спустился в город, привязал коня к заборчику, лег рядом с казаками.
— Ну? — спросил он. — Что лежим? Устали?
— Ваше благородие, из пулеметов садят, головы не подымешь. Вон сколько наших покосили.
— Гранаты есть?
— А какой толк? Не достанешь их. Там штаб у них, офицеры живут.
— Отползайте за пагоду, — попросил Сомов, — не все, не все. Вы постреливайте, шумите больше.
Трое казаков отползли вместе с Сомовым к лошадям. Сомов достает из кожаного подсумка веревки, бросает их казакам.
— А ну привязывайте меня под брюхо.
— Ваше благородие, лошадь повалят, вас замнет.
— Ну! — прикрикнул Сомов. — Быстренько.
Выносится из-за маленькой пагоды конь, несется во весь опор через площадь к зданию хунхузского штаба, там, где пулеметчики засели. Конь без седока, на седло накинута попона — цветастая, видно, какому князю конь принадлежал. Пулеметчики смотрят на коня, который несется через площадь, смеются, говорят что-то друг другу. Один из них скручивает лассо, чуть поднимается с земли — хочет заарканить коня, но в это мгновение Сомов бросает две гранаты — одну за другой. Грохочут разрывы, ржет конь, поднявшийся на дыбы, ревут казаки, бросившиеся в штыковую.
Сомов берет левой рукой нож, который был зажат у него во рту, перерезает веревки, акробатически выпрыгивает из-под коня, катится кубарем по земле, быстро отползает к заборчику, перемахивает через него.
Тот молоденький, ласковый офицер, который захватил Иртынцыцык, сейчас хлещет девушку по щекам, тащит ее к машине. А она вырывается от него, то и дело оборачиваясь к востоку — туда, откуда гремят залпы унгерновских орудий. Хунхузы, пробегающие мимо офицера, который тащит за собой Иртынцыцык, вытягиваются по стойке «смирно», козыряют офицеру. Он что-то кричит им на своем языке. Они помогают ему бросить Иртынцыцык в машину. Девушка пытается выбраться из машины, но офицер снова бьет по лицу и в яростном остервенении срывает у нее сережку — точь-в-точь как та, что сейчас у Мунго в мочке.
Сомов с казаками и с монгольскими солдатами вот-вот настигнет машину. Но нет, офицер приник к пулемету, установленному на заднем сиденье. Двое хунхузов бросили Иртынцыцык на пол, прижали ее ногами, и, поливая огнем преследователей, машина скрылась в переулке.
