Сам Фарг почти не выходил из Канавы, виновные доставлялись прямо сюда. Приводил их подлешик. И никто не осмеливался сопротивляться ему, зная, что он выполняет волю ведьмы и Лешего, и за ослушание вина падет на все племя.
Фарг проводил долгие месяцы в сырости и холоде, но никогда не мерз. Его согревала густая и длинная шерсть, которой он оброс еще в далекие годы молодости. Теперь она, теплая, местами жесткая, как щетина, поседела, но согревала не хуже, чем прежде. И только губы, щеки, уши и живот около пупка — были голыми и показывали всем, кто осмеливался взглянуть на Лешего, что Фарг — действительно синий, как и звали его в Лесу.
Полное его имя было: Фарг-Татаул I. И хотя он не носил высшего титула, как, например, Царица Ночи Бреха, но, однако, имя имел с приставкой «первый», как подобает только особам, царствующим в Лесу. Об этом всем было известно.
Подлешик — наоборот, и имени громкого не имел и, в отличие от хозяина, был безволосым. Только на голове, — с очень сморщенным, как сушеный гриб, личиком, — остались седые, цвета лишайника-ягеля, волосы. Уши у него были большие и оттопыренные. И что удивительно — правое ухо было вдвое больше левого и заслоняло более половины его маленькой головы. Неизвестно, было ли оно таким от рождения или разрослось из-за постоянного подслушивания — подлешик подслушивал только правым ухом.
Носил он какие-то засаленные черные брюки. Выменял их на корягу лет семьдесят назад у знакомого домового в лесной, покинутой людьми деревне.
Не только подбором жертв и подготовкой обвинений, но и самой расправой занимался подлешик. Увлеченно и с удовольствием. Несчастные зайцы и косули жалобно плакали, и это доставляло ему радость. Он никогда не улыбался, но его сморщенное старое личико, его узкий морщинистый лоб, прикрытый седой челкой, словно излучали в такие минуты восторженный свет победы, власти над беззащитным зайчонком или белочкой. Только ради этих мгновений расправы, безграничной власти над жизнью и смертью жертвы, он и выполнял большую и трудную работу Главного Вынюхивателя.
Синий Фарг очень ценил подлешика и уважал. Где еще найдешь такого аккуратного и трудолюбивого в своем злодействе помощника? Ведь единственной платой за его труд была расправа над жертвой. Больше платить было нечем. Но подлешик Фир и не ждал платы. То, чем ему платили, было для него дороже всего.
Старый Леший не получал наслаждения, как Фир, от расправы. Но давно уже привык к этому действу. Тот, кто очень долго руководит казнью или расправой, привыкает к этому, как к обычному, даже необходимому факту жизни. Если бы вдруг кто-то сказал Фаргу, что обвиняемый не виновен, и его надо выпустить из Казнительной Канавы, Леший бы просто не понял этого. Такого не бывало никогда. Если уж кого притянули сюда, тот отсюда не выйдет ни живым, ни мертвым.
