Ее лицо в моих ладонях - точно полные ладони чистой холодной воды, в которой играет солнце.
Какую песню я спою ей, ах, какую песню!»
Черная фигура выдвинулась из тьмы, и он вздрогнул. Потом понял.
– Ты следил за мной, Ингкел?
– Я всегда слежу за тобой, - сказал Ингкел. - Так мне велел Элата.
– Элата мертв.
– Да, - согласился Ингкел, - Элата мертв. Но я жив. Быть может, ты вздумаешь бежать. Быть может, ты вздумаешь уйти к своим. Ты предал своих, предашь и нас.
– Я никого не хотел предавать, Ингкел. Это помимо меня. Но сейчас это не важно.
Они шли бок о бок по пустой тропе с погасшими цветами-тройчатками.
– Видел самолеты? - спросил Фома.
– Да.
– Будет война.
– Да, - сказал Ингел, - будет война. Мы все умрем.
– Ингкел, - терпеливо сказал Фома, - это война. Сначала они ударят с воздуха. Потом зачистят оставшихся. Никто не уйдет.
– Значит, мы умрем, - сказал Ингкел. - Спой нам. Спой нам песню сбора. Спой песню боя.
Он повернул к Фоме спокойное, улыбающееся лицо.
– Ингкел, они вот-вот ударят.
– Ты боишься? - Ингкел презрительно улыбнулся. - Я заслоню тебя своим телом!
Кэлпи в своем древесном убежище смеялись и переговаривались, заряжали самострелы и правили острия копий. Балор улыбнулся и помахал ему рукой.
– Мы зажгли огни, Фома! Мы наконец-то зажгли костры! Смотри, смотри!
Кругом в листве горели огни, почему-то цветные, словно фонарики на елке… Или это голоса и смех кэлпи окрасили их в разные света?
– Вы что, - спросил Фома, - с ума сошли?
– Но предстоит битва! Великая битва! А пока она еще не началась, мы проведем время в веселье и отваге, Фома! И ты споешь нам!
«Я человек, - думал Фома, - я понимаю то, чего не понимают они! И я фомор. Я знаю то, чего не знают люди. Я сумею. Я справлюсь. Надо только подобрать правильные слова».
– Я спою вам, - сказал он. - Передайте всем. Я спою. Только всем гнездам. Сразу.
– Это хорошая мысль, Фома, - одобрил Балор. - Соберемся все вместе, пока нас не убили. Ты будешь петь о нашей храбрости?
– Я буду петь о любви, - сказал Фома. - О жизни и о любви.
– Наверняка, - сказал Балор, широко улыбаясь, - наверняка ты сложишь прекрасную песню!.. …Он плыл, закрыв глаза. Так почему-то было легче.
Легкое эхо от плеска волн о борта его лодки, от ударов шеста о воду, от шелеста листьев над головой соткало сложную картину из теней и света. Запретный остров под закрытыми веками казался четче, чем наяву - корзинка цветов и листьев, торчащая из воды. Он открыл глаза.
За спиной, точно поплавки, качались лодки, присоединялись еще и еще, выныривали из темноты, точно хищные остроносые рыбы - все фоморы из всех гнезд, сколько их было, собрались здесь послушать песню. «О боже, я и не думал, что их столько. Их же тысячи!»
