Пулеметная очередь прошла рядом с ним.
Ингкел сшиб его с ног, толкнул за куст ивняка и сам упал рядом, прижимая длинной рукой Фому, чтобы тот не дернулся.
– Он стрелял в меня! - сказал Фома и выплюнул набившийся в рот песок. - В меня!
Пилот же видел, что он человек. Как он мог? И, конечно, это не был его отец. Отец бы не выстрелил. Ни за что.
– Конечно, в тебя, - сказал Ингкел, - ты же бард. А я дурак и жаба. Мне следовало догадаться, что он выстрелит. Люди умны.
Самолет развернулся и пошел на второй заход. Но кэлпи уже не было в зоне видимости; только ивняк и мангровые заросли… С потревоженных листьев посыпались бабочки-пяденицы, тень от крыльев прошла по лицу Фомы, рев разодрал бледное небо, оставив после себя эхо, расплывающееся по голубизне радужным маслянистым пятном, потом все стихло.
Ингкел встал, и Фома поднялся вслед за ним. На щеке у него был порез; Ингкел толкнул его лицом в ветви.
– Я не понимаю, - сказал он, - не понимаю.
Кэлпи выбирались из ивняка, смущенные тем, что пришлось прятаться. Они окружили Фому, словно искали у него поддержки, с надеждой глядя в лицо человеку.
– Спой нам еще раз про вчерашнюю битву, о бард, - попросил Балор… -…Люди придут, - сказал Элата. - И мы сразимся с ними.
Фома молчал.
Кэлпи, которых он видел в кино, были просто трусливые бессловесные твари, жестокие и подлые. А люди, наоборот, - храбрые и ловкие. И они всегда побеждали. Они победят и на этот раз. Но если так… кому петь? Кэлпи? Но кэлпи убивают людей. Людям? Но люди только что пытались убить его.
«Если бы это было в кино, - решил Фома, - я пел бы людям. Несмотря ни на что. А так… не знаю».
– Скоро прибудут наши мертвые, - сказал Элата. - Мы не оставили их людям. Ты сможешь спеть об этом?
– А сколько людей вы убили, Элата? - спросил Фома.
– Меньше, чем могли, - сказал Элата и улыбнулся. - Благодаря тебе.
Зубы у него были мелкие и острые.
«Я видел их, я их трогал, они были белые и холодные. Он соврал? - гадал Фома. - Но могут ли кэлпи врать барду? Быть может, яд оказался слишком сильным?»
Из-за цепочки плавучих островов, вытянувшихся вдоль рукава, появился плот. Двое кэлпи правили им, расставив ноги; мертвые кэлпи лежали на плоту, спеленатые, точно младенцы, руки вдоль тела, кожа серая, точно подсохшая речная глина. Плот причалил к берегу, качаясь на прибрежной волне, и гребцы соскочили с него на землю так легко, что он качнулся лишь чуть сильнее.
– Мертвые трех гнезд лежат на этом плоту. Три гнезда ждут твоих песен.
