Он ждал, что проект у Александра Андреевича будет такой же длинный, неясный, и не сразу понял, уставившись на замолчавшего вице-канцлера, что проекта нет вовсе. Пряча усмешку, поблагодарил, отпустил благосклонно и, едва затворилась дверь, шагнул, к зеркалу.
А четверть часа спустя приехал Баженов, и Павел, встретив его на пороге, схватил за плечи, повел к столу, где, с торца, заранее разложены были чертежи.
— Работа прекрасная. Только — теперь строить станем не в Гатчине, в Петербурге. Я жил бы на Каменном острове, в доме, что ты для меня построил, да дворцу там быть нельзя. Есть место. Ты говорил как-то, великое строение всегда немного чудо. Позавчера солдату, на карауле стоявшему у Летнего дворца, было знамение архистратига Михаила. Случайности быть не может. Василий Иванович, замку стоять там!
Баженов сощурился близоруко на чертеж — ему померещилась пометка, но это был просто росчерк сорвавшегося с другой какой-то бумаги пера. Болело сердце, в голове гудело. Строить в Петербурге и легче, и труднее, чем в Гатчине, но думалось об этом сторонне, едза ли не безразлично. Еще неделю назад висели над архитектором долги, следствие; подводя итог сделанному, Баженов осознавал с горьким отчаянием, что, кроме чертежей да заброшенного Казанского дворца, ничего от него не останется. Происходившее теперь виделось едва ли не сном, а во сне стоит ли задуматься, откуда везти кирпич, мрамор, где взять каменотесов…
— На Фонтанке, государь? Тогда чертеж этот не пойдет. Может быть, оставим для Гатчины, а здесь возведем иное… скорее, как палаццо Дориа в Генуе.
— Дориа? Это будет великолепно, но время, время!
— Государь, в две недели я подготовлю чертежи, Дело за материалом, сметой.
— Об этом не беспокойся. Не хватало того, чтобы Баженов с подрядчиками толковал! На все будут люди. А ты — построй мне дом.
И, придвинувшись, дыша горячо архитектору в щеку, Павел зашептал:
— Ты ведь знаешь какой, знаешь, о чем мечталось… Мы с тобой немолоды оба, надо успеть; ты построишь дом, какого еще не было! И, отстраняясь, договорил, сухо и веско:
— Не ограничивай себя ни в чем.
Отпустив Баженова, он вышел через внутреннюю дверь. Переодеваясь торопливо, велел подавать карету. Почему-то решилось: быть в Смольном до шести, и он загадал про себя — коли успеет, все выйдет хорошо.
На часах было без четверти, когда он постучал в дверь комнаты Нелидовой.
— Екатерина Ивановна, минута эта — единственной мне наградой за дни, прожитые без вас, попусту.
