– Заходите по одному.
Первым вошел папа, заранее сняв перчатку для рукопожатия. Да так с протянутой рукой и протопал на лыжах дальше, волоча за собой палки.
Блинков-младший пропустил вперед Ирку. Когда он вошел и втянул на веревке чемодан, стало видно, почему Виталий Романович не подал папе руку. Обе руки у него были заняты: в одной ружье, в другой – огромная оскалившаяся овчарка. Виталий Романович держал ее за ошейник. Собака поднималась на дыбы и рыла снег задними лапами. Она молчала, и это было страшнее лая.
– Закрой калитку, – приказал он. – Проходите.
У крыльца старший Блинков замешкался, снимая лыжи. Ему было трудно присесть на корточки с раненной ногой. Ирка стала ему помогать, а Блинков-младший путался в вещах.
Все это время Виталий Романович стоял, обернувшись к калитке и нацелив на нее ружье. Он вошел в дом последним, вместе с псом, запер дверь и вдруг из настороженного и злого стал очень даже приличным человеком. Как будто маску снял: заулыбался, добро сморщился и бросился снимать с Ирки рюкзак. Пес уселся у двери, зевнул во всю черно-розовую пасть и вывалил язык. Он тоже по-своему улыбался.
– Можно, я его поглажу? – спросила Ирка.
– Сейчас будет можно, – остановил ее Виталий Романович и скомандовал: – Душман, свои!
Душман обнюхал Ирку и Блинковых, и его стало можно не только гладить. Из него стало можно пироги лепить – в такого он превратился милого и приветливого лентяя. Лег, растекся по полу, а когда Ирка почесала ему за ухом, перевернулся за спину и стал валяться.
– Соскучился, – объяснил Виталий Романович. – У меня всегда полно мальчишек и девчонок, только последние дни…
Он замолчал, увидев окровавленные клочья штанины старшего Блинкова. Папа натянул на раненую ногу высокий шерстяной носок, но бинт высовывался из-под него краешком.
– И тебя не пощадили, гады! – взорвался Виталий Романович. – Стреляли?!
– Да никто не стрелял, что вы! – попытался успокоить его старший Блинков. Виталий Романович не слушал:
– Негодяи, негодяи! Ах, Олег, как ты вовремя… Хотя что я говорю, уезжай завтра же! Тебе ребят спасать надо! Я запретил детям ко мне ходить и тебе отправил телеграмму, чтобы ты не приезжал!
– Я не получал телеграмму, – сказал папа. – В чем дело-то?
– Чук и Гек, – непонятно заметил Виталий Романович. – А может, оно и к лучшему… Пойдемте, пойдемте, я все расскажу!
Обняв за плечи Блинкова-младшего с Иркой, Виталий Романович ввел их в большую комнату, которую хотелось назвать залом. Высокая, с двумя люстрами, с камином и десятком светильников на стенах, она вся была увешана старинным оружием!
