Ничего не оставалось, как поблагодарить ее. Она повела меня в полицейский морг, пояснив по пути, что копы называют его «Сибирью». Меня как резануло—начало и конец ее жизни сошлись вдруг в одном этом слове. Вот кто самый великий в мире насмешник — случай, раскидавший на нашем пути аналогии и символы.
В морге и в самом деле холодновато. По стенам — морозильные камеры с маленькими дверцами, а в них круглые окошечки — похоже на сушилки в прачечных. Сопровождавший нас крючконосый патологоанатом открыл одну дверцу — оттуда повалил пар, потянуло холодом. Неслышно, на роликах, выскользнули носилки. Крючконос откинул простыню — распухшее голое тело желтого цвета, с проступающими на нем фиолетовыми пятнами, с биркой на большом пальце ноги — образ смерти более правдоподобный, чем скелетина с косой. Зрелище скорее жалкое, чем пугающее. Вспомнил почему-то капуцинскую часовню на Изоле Тиберине в Риме с обращением мумифицированных покойников к пока еще живым, которое приковало к себе Лену: «Тем, что ты есть сейчас, мы уже были, а тем, что мы теперь, ты еще будешь».
Повернулся к мадемуазель Юго, чтобы поделиться с ней впечатлениями, но она смотрела не на труп, а на меня, пытательно следя за выражением моего лица, по которому, надеюсь, судить было не о чем. Решил воздержаться от общефилософских замечаний и повернулся обратно к трупу.
Голова разбита напрочь, сплошное месиво, из которого кое-где торчали волосы, заплетенные водорослями.
Патологоанатом заверил меня, предъявляя тело, что женщина была еще жива, когда оказалась в воде, хотя, возможно, без сознания, но человек и в бесчувственном состоянии продолжает дышать: в легких и в левой части сердца обнаружена вода. Тело найдено голым, но это дело не рук человеческих, а морских волн, которые содрали с покойницы одежду. Голова избита о прибрежные камни, а те зубы, что не пострадали от механических повреждений, вымыты водой, что обессмысливает обращение к дантисту. Как и к дак-тилоскописту, но это уже работа морских стервятников: пальцы, в частности, были обкусаны сообщниками преступника, если таковой в данном деле имеется, — крабами; эпидермис безвозвратно утрачен, процесс идентификации затруднителен. Вспомнил, как пытался отучить Лену от дурной привычки — обкусывала ногти до мяса, когда нервничала. И когда не нервничала. Или всегда нервничала? В любом случае крабы — сообщники не только преступника, но и жертвы, если за ней водилась подобная привычка.
