Иерусалимские гарики - Игорь Миронович Губерман читать книгу онлайн полностью

На первую страницу

вдруг чувство начинает посещать,

что души нам даются напрокат,

и лучше их без пятен возвращать.

Глупо жгли мы дух и тело

раньше времени дотла;

если б молодость умела

то и старость бы могла.

Зачем болишь, душа? Устала?

Спешишь к истоку всех начал?

Бутылка дней пустее стала,

но и напиток покрепчал.

Я смолоду любил азарт и глупость,

был формой сочен грех и содержанием,

спасительная старческая скупость

закат мой оградила воздержанием.

Слабеет жизненный азарт,

ужалось время, и похоже,

что десять лет тому назад

я на пятнадцать был моложе.

Мой век почти что на исходе

и душу мне слегка смущает,

что растворение в природе

ее нисколько не прельщает.

Наступила в душе моей фаза

упрощения жизненной драмы:

я у дамы боюсь не отказа,

а боюсь я согласия дамы.

Так быстро проносилось бытие,

так шустро я гулял и ликовал,

что будущее светлое свое

однажды незаметно миновал.

В минувшее куда ни оглянусь,

куда ни попаду случайным взором –

исчезли все обиды, боль и гнусь,

и венчик золотится над позором.

Мне жалко иногда, что время вспять

не движется над замершим пространством:

я прежние все глупости опять

проделал бы с осознанным упрямством.

Я беден – это глупо и обидно,

по возрасту богатым быть пора,

но с возрастом сбывается, как видно,

напутствие "ни пуха, ни пера".

Сегодня день был сух и светел

и полон ясной синевой,

и вдруг я к вечеру заметил,

что существую и живой.

У старости душа настороже;

еще я в силах жить и в силах петь,

еще всего хочу я, но уже –

слабее, чем хотелось бы хотеть.

Овеян скорым расставанием,

живу без лишних упований

и наслаждаюсь остыванием

золы былых очарований.

Безоглядно, отважно и шало

совершала душа бытие

и настолько уже поветшала,

что слеза обжигает ее.

Живу я, смерти не боясь,

и душу страхом не смущаю;

земли, меня и неба связь

я неразрывно ощущаю.

Сойдя на станции конечной,

мы вдруг обрадуемся издали,

что мы вдоль жизни скоротечной

совсем не зря усердно брызгали.

Смотрю спокойно и бесстрастно:

светлее уголь, снег темней,

когда-то все мне было ясно,

но я, к несчастью, стал умней.

Свободу от страстей и заблуждений

несут нам остывания года,

но также и отменных наслаждений

отныне я лишаюсь навсегда.

Есть одна небольшая примета,

что мы все-таки жили не зря:

у закатного нашего света

занимает оттенки заря.

Увы, всему на свете есть предел:

облез фасад и высохли стропила;

в автобусе на девку поглядел,

она мне молча место уступила.

Не надо ждать ни правды, ни морали

от лысых и седых историй пьяных,

какие незабудки мы срывали

на тех незабываемых полянах.

Перейти на страницу

Иерусалимские гарики | страница 18