«Ты ранен?» реабилитировалась она, стараясь не выказать, как плохо завершились его действия. «Может, я могу помочь. Я…»
«Убирайся или умри», он обернулся и прыгнул вперед, растворяясь в ночи.
Болтовня обрушилась на ее мозг, словно она просто ожидала его ухода. Теперь она казалась громче, чем когда-либо прежде, трубя после драгоценной тишины.
Langnak ithon kel moradni.
Ковыляя во взятом Мэддоксом направлении, Эшлин прикрыла свои уши. «Подожди», она стонала. Заткнитесь, Заткнитесь, Заткнитесь. «Подожди. Пожалуйста» Ее ноги путались в сломанных ветвях, и она упала вновь на землю. Острая боль резанула ее щиколотку. Хныча, она приподнялась на руки и колени и поползла.
Ate iteleted let minket veszejbe.
Не могла останавливаться. Должна догнать его. Ветер хлестал ее, такой же острый как кинжалы Мэддокса.
Еще и еще голоса шумели.
Неистовый рев прорезал ночь, сотрясая землю, дребезжа деревьями.
Неожиданно Мэддокс оказался возле нее снова, прогоняя голоса. «Глупая Наживка», отрезал он. Добавил скорее себе, «глупый воин».
Выкрикивая от облегчения, она обхватила его руками. Крепко стискивая. Желая никогда не отпускать – хоть бы он и носил по-прежнему жуткую костлявую маску. Слезы заструились по щекам, кристаллизуясь на ее коже. «Спасибо. Спасибо, что вернулся. Спасибо». Она спрятала голову в изгибе его шеи, точно так, как хотела сделать это ранее. Когда ее щека прильнула к его голой шее, она содрогнулась, те теплые покалывания проскользнули сквозь нее еще раз.
«Ты будешь сожалеть об этом», проговорил он, подхватывая ее одним движением на свое плечо, словно мешок с картошкой.
Ее это не заботило. Она была с ним, голоса убрались прочь, и это было единственной значимой вещью.
Мэддокс ускорил движение, маневрируя меж этих призрачных деревьев. Все чаще, он ворчал словно от боли. Рычал словно от ярости. Эшлин умоляла опустить ее, чтобы облегчить его от тяжести ее веса, он ущипнул внутреннюю сторону ее бедра, в молчаливом приказе заткнуться к чертовой матери. В конце концов, она расслабилась в его руках и просто наслаждалась ездой. Если б только эта радость могла длиться вечно.
Домой, домой, домой. Мэддокс мысленно напевал приказ, старясь отвлечься от боли.
Стараясь подавить побуждение к насилию…побуждение неуклонно нараставшее. Женщина – Эшлин – подпрыгивала на его плече, как непрошенное напоминание, что он может сломаться в любой момент и зарезать всех кто попадется под руку. Ее, в особенности.
