– Комиссар, что это вы, объезжаете нас стороной?
– Еду обедать домой.
– Ну, как знаете. Только у меня сегодня такие креветки, что их зажарить – и будто не ешь, а во сне их видишь.
Монтальбано зашел, привлеченный скорей сравнением, чем голодом. Потом, закончив обедать, отставил тарелки, скрестил на столе руки, положил на них голову и задремал. Он ел почти всегда в маленьком зале на три стола, поэтому официанту Серафино не составляло труда заворачивать посетителей в салон и не беспокоить комиссара. К четырем, когда ресторан уже закрылся, видя, что Монтальбано не подает признаков жизни, хозяин приготовил ему чашку крепкого кофе и разбудил его потихоньку.
О письме персонально персональном, о котором ему возвестил Катарелла, он совершенно забыл и вспомнил только, когда наступил на него, входя в дом, – почтальон подсунул его под дверь. По адресу походило на анонимку: «Монтальбано – Комиссариат – Город». И в левом верхнем углу предупреждение: персонально. Что, к несчастью, и привело в движение поврежденные извилины Катареллы.
Анонимным оно, однако, не было, наоборот. Подпись, которую Монтальбано тут же стал искать, взорвалась у него в голове, как шутиха.
Уважаемый комиссар, я подумал, что почти наверное не улучу возможности прийти к Вам завтра утром, как мы условились. Если вдруг – что кажется весьма вероятным – на заседании руководства провинциальной фракции Монтелузы, куда я отправлюсь, как только допишу настоящее письмо, мои идеи не получат поддержки, то я считаю, что моим долгом будет отправиться в Палермо, чтобы воззвать к сердцу и уму тех товарищей, которые занимают решающие посты в нашей партии. Я готов даже лететь самолетом в Рим и просить, чтобы меня принял сам первый секретарь. Таковые мои намерения, если им суждено будет осуществиться, отложили бы на неопределенное время нашу встречу и потому прошу извинить меня, если я в письменном виде изложу то, что намеревался рассказать Вам устно при личном свидании.
Как Вы, наверное, вспомните, на другой день после странного ограбления универсама я по собственной инициативе явился в комиссариат, чтобы рассказать о том, чему случайно оказался свидетелем, а именно: несколько мужчин спокойно работали, хотя и в неурочный час, со включенным светом и под присмотром человека в форме, которую я принял за форму ночного сторожа. Никто, проходя мимо, не смог бы заметить что-либо необычное в этой сцене, а если бы я сам заметил что-либо подозрительное, то лично позаботился бы довести это до сведения правоохранительных органов.
