Когда герцог миновал фронт Коронного полка, Эктору вдруг пришла в голову смелая мысль. Он двинул лошадь вперед и выехал из рядов своего эскадрона.
— Ваше высочество, — обратился он к герцогу, — говорят, что неприятель собирается напасть на наш лагерь. Мы просим вас принять над нами команду!
В глазах молодого предводителя сверкнула молния.
— Вы действительно проситесь под мою команду? — прокричал он солдатам.
— Да, да! — рявкнули те в ответ, размахивая оружием.
— Если так, я все забуду, и мы будем сражаться вместе.
Радость солдат по такому случаю была неописуемой и доказывала больше, нежели того хотели бы де Лафейяд и Маршен, доверие и любовь к молодому предводителю.
Солдаты радовались, а герцог Орлеанский тем временем вернулся в свою штаб-квартиру. Этот-то момент и использовал де Рипарфон, чтобы представить герцогу своего родственника, вызванного из полка.
Принц принял Эктора с врожденной приветливостью. Он сразу узнал в нем солдата, выехавшего ему навстречу при объезде армии.
— Так это вы, сударь, — сказал он, — столь неожиданно потребовали от меня принять командование?
— То был голос армии, — ответил Эктор, — я лишь послужил его эхом.
Принц улыбнулся.
— Видите, я откликнулся на него. Но вы возложили на меня трудную обязанность.
— Не слишком трудную, чтобы благородное сердце и храбрая шпага довели её до успешного выполнения.
— Да, если бы при этом шпага и сердце были свободны. Но свободны ли они?
Это неожиданное заявление заставило Эктора замолчать. Среди окружающих принца возникло легкое замешательство. Молчали все: каждый боялся сказать неосторожное слово, нарушавшее придворный этикет. Наконец, принц произнес:
— Я, разумеется, в любом случае выполню до конца свое слово. В этом деле обстоятельства не на моей стороне, но со мною зато моя добрая воля.
Вошел паж и доложил, что ужин готов. Обернувшись к Эктору, принц сказал:
— Я сейчас переоденусь и выйду к ужину. Вы, сударь, останетесь с нами, и мы побеседуем.
Принц ужинал в окружении лишь небольшой компании. В неё входили его старые друзья — Рипарфон и Фуркево, — а также де Шавайе, готовый стать его другом немедленно.
Слова, сказанные принцем в присутствии свиты, не выходили из головы Эктора. Но в ещё большей мере они занимали Фуркево, недавно прибывшего в лагерь.
Какая воля могла служить препятствием воле его высочества? Уж не интриги ли королевского двора просматривались во всем этом? Фуркево горел желанием разгадать эту тайну.
