Я едва не расплакался.
– Я рада.
– Кстати, а где Фрэн?
– У себя в спальне. – Элен отступила на шаг и многозначительно посмотрела на меня. – Повторяет уроки.
– О!
– Ну, ты доволен? Она действительно занимается!
– Конечно, доволен, – ответил я, заставив себя улыбнуться. – Очень доволен.
При других обстоятельствах это был бы прекрасный день. Мы с Элен обменивались обычными шутками относительно моей работы. Примерно через час спустилась улыбающаяся Фрэн и на самом деле поцеловала меня в щеку. Ближе к ужину появились Росс и Кристофер. В тот вечер даже у Росса, казалось, было хорошее настроение, он постоянно подливал себе и, блестя темными глазами, сыпал шутками и байками. Когда он бывал в ударе, с ним не мог сравниться никто из моих знакомых.
Все были веселы и болтали без умолку. В общем шуме не было заметно моей молчаливости. Только однажды Фрэн наклонилась ко мне – ее свежая красота сияла, освещенная снизу свечами, которые зажгла по такому случаю Элен, – и спросила:
– В чем дело, пап? Ты что-то приуныл.
– Да нет. Просто устал.
Наконец мы легли. Жена прижалась ко мне и, чувствуя, что во мне нет желания, довольная уснула, положив голову мне на плечо. Несколько часов я пролежал без сна, боясь двинуться, чтобы не разбудить ее. Рука совсем онемела, но я все равно не шевелился. Никогда за все время нашей совместной жизни не чувствовал я себя таким одиноким. Я был почти благодарен жжению в желудке – моему неразлучному спутнику, малой доли той кары, которой я заслуживал.
Рассвет застал меня на обычном своем посту – у застекленной двери в кухне, где я стоял и смотрел на рассвет в саду. Ночь стекала с лужайки под деревья и кусты в дальних его уголках. Я задумчиво стоял, покуривая и наблюдая, как она отступает.
Что-то сломалось во мне вчера, и лишь теперь, когда это вдруг произошло, я осознал, в каком напряжении жил все эти годы. Должно быть, блюсти супружескую верность – всегда тяжелое бремя. Дешевая девка, с которой я провел время в квартале красных фонарей, была в самом соку. Долгое время зная лишь перезрелое, рыхлое тело жены, я забыл, сколь упруга может быть юная плоть.
Тем не менее по-настоящему она меня не зажгла. Рядом с ее молодостью мне лишь стало видней, какая сам я рухлядь. Сейчас, дымя сигаретой и глядя на сад, я понял, что в определенной степени та девушка была знаком, зашифрованным посланием о моей жизни.
В должное время спустились Фрэн и Элен, чтобы позавтракать. Они оживленно болтали за столом, я же сидел и молча наблюдал за ними с таким чувством, будто смотрю прямую передачу по телевизору. Только теперь я разглядел, что Фрэн уже почти стала взрослой. Возможно, это тоже сыграло определенную роль. У детей свое назначение. Они придают нашей жизни смысл. Жена же у меня – неунывающая, грузная женщина, ее прекрасные волосы уже седеют. Глядя на нее, я чувствовал определенную вину за вчерашнее, но так отстраненно, словно это случилось не со мной, а с кем-то другим. Мое похождение не доставило ей страданий.
