Покаянное сочинение Грина вводит нас в атмосферу театральной жизни тех лет, когда начинал свою деятельность Шекспир. Оно имеет и прямое отношение к Шекспиру.
Грин подробно рассказывает о том, как он начал писать для театра. Будучи без денег, он однажды встретил, знакомого, который был богато одет. Грин поинтересовался источником его доходов и узнал, что тот актер. Актер вызвался помочь Грину. «Пишите пьесы, — сказал он. — И если будете стараться, вам за них хорошо заплатят».
Раскаиваясь в своих грехах, прося прощения у брошенной им жены, Грин в одном месте книги обращается к своим коллегам по драматургической профессии: «Джентльменам, своим прежним знакомым, тратящим свой ум на сочинение пьес, Р. Г. желает найти себе лучшее применение и приобрести мудрость, которая спасла бы их от бедствий, подобных тем, которые постигли его». «Если прискорбный опыт, — продолжает Грин, — и пример неслыханных мук могут побудить вас, джентльмены, быть разумнее и осторожнее, я не сомневаюсь, что вы посмотрите с сожалением на прошлое и раскаяние побудит вас изменить в будущем свою жизнь». Далее Грин, не называя имен, обращается к трем писателям, с которыми он был хорошо знаком и, по-видимому, некоторое время даже дружил. Кого он подразумевает, нетрудно было догадаться тем, кто вращался в этой среде. А нам в этом помогают исследователи, разгадавшие, кого Грин имел в виду.
Первый, к кому он обращается, — Марло. «Не удивляйся, что я начинаю с тебя, славный любимец трагиков; Грин, не раз повторявший за тобой, подобно дураку в сердце своем, что нет бога, теперь прославляет его величие, ибо ничто не укроется от его всемогущества; его десница тяжко легла на меня, воззвал он ко мне голосом, грому подобным, и понял я, что есть бог, могущий покарать своих врагов. Почто твой превосходный ум, сей дар божий, так ослеплен, что ты не воздаешь хвалы тому, кто даровал его тебе? Неужто ослепление твое порождено тем, что ты впитал учение макиавеллизма? Какое ужасное безумие! Ибо что есть на самом деле его правила, как не замаскированное издевательство над людьми, способное в краткий срок истребить весь род человеческий? Ибо если бы люди, достигшие власти держались правила sic volo, sic jubeo (чего хочу, тому и быть), если было бы позволительно и законно, не различая fas и nefas (божьего закона и греха), стремиться только к своей выгоде, то одни тираны могли бы господствовать на земле, да и те стремились бы уничтожить друг друга, пока не остался бы из них лишь один, наисильнейший, но и его, в свою очередь, скосила бы смерть. Тот, кто возбудил этот дьявольский атеизм, умер, прожив без счастья, хотя и старался заполучить его. Получилось обратное: начав с коварства, жил он в вечном страхе и умер в отчаянии. Пути господни неисповедимы! Сей губитель многих братьев своих терзался совестью, как Каин; он, предавший того, кто даровал ему жизнь, подвергся судьбе Иуды; как Юлиан-отступник, он кончил плохо. Неужто же ты, друг мой, хочешь быть его учеником? Воззри на меня, совращенного им на путь своеволия, и ты увидишь, что такая свобода есть не что иное, как адское рабство. Я знаю, что за ничтожнейший из моих проступков я заслуживаю моей плачевной участи, а память о моем умышленном противоречии предустановленным истинам усугубляет мои душевные муки. Не откладывай же, подобно мне, своего раскаяния до последней крайности, ибо ты не знаешь, как скоро придет за тобой смерть!»
