И тут произошло то, что стало полной неожиданностью для всех, и для самой Елены тоже: она впервые в жизни подняла руку на человека, на мужчину, на мужа — со всего размаху Елена дала Алексею пощечину.
В бешенстве Алексей вскочил со стула, поймал Елену, не успевшую улизнуть от него, схватил за горло, прижал к стене…
Нина Матвеевна закрыла себе рот рукой, сдерживая готовый сорваться крик.
Несколько секунд он молча держал ее, смотрел в ее глаза, в которых не было даже страха, а были только спокойствие и холодная ненависть…
Отшатнувшись, Алексей выпустил ее, открыл дверь, громыхая ботинками, пошел, побежал вниз по лестнице.
— Доченька, — Нина Матвеевна бросилась к дочери, которая стояла у стены белая как мел, — с тобой все в порядке?
Дочь беззвучно что-то шептала, ни к кому не обращаясь и никого не замечая.
— Что? Что? — наклонилась к ней Нина Матвеевна и смогла наконец разобрать слова:
— Теперь он его убьет…
«Убить», — это была первая мысль, которая пришла в голову пьяному Алексею. Он вышел на улицу, прислонился спиной к холодной стене, глотнул свежего воздуха. И тут же другая мысль посетила его: «Успею, сначала — выпить». И он направился к пивному киоску.
Очередь стояла небольшая. Алексей, не спросив последнего, пристроился за стоящим поодаль от остальных помятым сорокалетним человеком, судя по глазам, любителем выпить.
Очередь двигалась быстро, хотя мужики пива брали помногу, Алексей стал прислушиваться к тому, о чем говорили в очереди.
— Послушай, ведь у тебя вся жизнь еще впереди! Я клянусь тебе. Послушай меня, я знаю, что еще не все потеряно, что в твои годы жизнь только начинается, ты, главное, верь в это, верь…
— Нет, ну это просто террор какой-то! С чего ты вообще взял, что у меня все плохо. Я тебе говорю: я всем доволен, чувствую себя превосходно!
— Дерьмо ты.
— Ну здравствуйте.
— Конечно, дерьмо, кто же еще. И плевал я на твою докторскую и твою заграницу.
— Как ты мне надоел, пап…
Алексей всмотрелся в лица говорящих, он даже обошел их, словно невзначай, будто бы прогуливаясь: отец и сын, судя по их внешнему виду, пили не первый день.
— Когда-нибудь все это кончится, — сказал тот, который был моложе.
— Обязательно, — согласился отец, — уеду я от вас, потому что сволочи вы…
— Вот-вот, каждый раз одно и то же!
— А что, нет? Прошу же всякий раз: неужели нельзя один месяц в году, когда я приезжаю, обойтись без этих ваших паршивых гостей? Так нет, они их специально приглашают!
— Да где ж специально-то? Позвонили: будут проездом. Гнать их, что ли? Да и не в этом дело… Почему ты всегда требуешь, чтобы ради тебя жизнь останавливалась? Мне стыдно даже за тебя: вместо того чтобы пообщаться с людьми, ты прячешься, злобствуешь…
