Итак, все закончилось мирно и хорошо. Аукцион прошел удачнее, чем можно было ожидать. Господин Пайя-писарь гордо прохаживался по городу, как человек, которому в жизни приходилось и «слонов продавать»; цыгане барабанили в только что купленный бубен; бакалейщик повесил над лавкой новую вывеску: «Великолепная всемирная бакалея», медведь отправился куда-то на ярмарку, socsocus dulicivitoperus'a давно уже съели с кислой капустой, и только для Нички, несчастного Нички-мыловара все еще не кончились мучения.
Первые три дня он не выходил из дома. Но он и сам не знал, что для него хуже: ходить по улице или сидеть дома. В городе уже успели дать ему прозвище: «Ничко-слон» – и приплели к его «несчастью» тысячу анекдотов и небылиц. А дома его пилила жена Сойка, которой он все же вынужден был признаться, что из слонов никакого мыла не делают.
Но хотя они и не выходили из дома, людская молва сама находила дорогу в их дом.
Так, госпожа Перса, жена золотых дел мастера, говорит Сойке:
– В конце концов, Сойка, ты ведь все равно бездетная…
– Господи, Перса, что ты говоришь? – отвечает Сойка. – Жена начальника полиции тоже не имеет детей. Почему же она не держит слонов? Да и вообще спроси ты у любой порядочной хозяйки, пусть она, положа руку на сердце, скажет, что бы она стала делать, если бы ее муж привел в дом слона.
Цанка, жена мясника Янко, пришла к Сойке и говорит ей:
– А что, Сойка, животное как животное. Мы вот тоже, например, держим корову, и я ее очень люблю…
– Уж помолчала бы ты, Цанка, ради бога! – отвечает ей Сойка. – Ведь если бы это был, скажем, котенок, я взяла бы его на колени, села бы на пороге лавки, ну, пусть… Или, скажем, была бы это птичка какая-нибудь, каждое утро клевала бы зернышки и на всю лавку пела бы… Или, скажем, была бы это индюшка…
– Индюшка – это, пожалуй, было бы лучше всего, – с глубокомысленным видом добавляет Ничко, чтоб показать, что и он тоже участвует в разговоре
Но так они беседовали только тогда, когда в доме были гости, а когда гостей не было, когда Ничко-мыловар и Сойка оставались одни, тогда… лучше и не спрашивайте… Впрочем, бывали дни, когда они даже и наедине разговаривали по-человечески.
Выглядело это примерно так.
– Хорошо, Ничко, теперь ты наверняка и сам понимаешь, что ты дурак, – начинала обычно Сойка нежнейшим супружеским голоском.
– Не понимаю, Сойка, почему же я дурак?
– Как то есть «почему»? А что мы будем теперь делать с этим слоном?
– Да пусть сидит… пусть… я не знаю, что мы будем делать со слоном.
