— Стало быть, ты и я прервали отношения, которые перестали нас удовлетворять.
— У тебя появилось много других! — вспыхнула она.
— На некоторое время. Пока я не нашел Ай-Линг. Тогда как ты снова спишь со всеми по очереди.
— У меня нормальные потребности. Я не вступила в… не связала себя… — она задохнулась, — …как ты.
— Я тоже этого не сделал. Только, когда вокруг становится плохо, спутника не бросают. — Реймон пожал плечами. — Неважно. Как ты и подразумевала, мы оба свободные индивиды. Это было нелегко, но я в конце концов убедил себя, что неразумно и неправомерно питать неприязнь, потому что ты и Федоров воспользовались своей свободой. Не буду портить тебе удовольствие, когда ты сменишься с вахты.
— Я тебе тоже. — Она яростно терла глаза.
— Собственно говоря, я буду занят практически до последней минуты.
Поскольку мне не позволили официально набрать дружинников, я собираюсь искать добровольцев.
— Ты не можешь!
— Мне по существу не было запрещено. Я свяжусь с несколькими людьми конфиденциально — с теми, кто, вероятно, согласится. Мы постараемся сделать все, что в наших силах. Если потребуется. Ты скажешь об этом капитану?
Она отвернулась.
— Нет, — сказала она. — Прошу тебя, уйди.
Его ботинки громко простучали по коридору, удаляясь.
Все возможное было сделано. Одетые в скафандры, запеленутые в коконы безопасности, которые были привязаны к кроватям, люди на «Леоноре Кристине» ждали столкновения. Некоторые оставили включенными радиофоны своих шлемов, чтобы иметь возможность говорить с соседями по комнате; другие предпочли одиночество. Головы их были закреплены жестко, так что никто не мог видеть друг друга.
Каюта Реймона и Чи-Юэнь выглядела более унылой, чем большинство кают.
Чи-Юэнь убрала шелковые занавеси, которые украшали переборки и потолок, длинноногий столик, который она сделала, чтобы поставить на него чашу династии Хэн с водой и единственный камень. Убрала свиток с безмятежным горным пейзажем и каллиграфией ее деда, одежду, швейные принадлежности, бамбуковую флейту. Флюоресцентный свет холодно падал на некрашеные поверхности.
Реймон и Чи-Юэнь некоторое время молчали, хотя их радиофоны были включены. Он слушал ее дыхание и медленное биение собственного сердца.
— Шарль, — сказала она наконец.
— Да? — Отозвался он таким же спокойным тоном.
— Мне было хорошо с тобой. Я бы хотела прикоснуться к тебе сейчас.
— Я тоже.
— Есть одна возможность. Позволь мне прикоснуться к твоей душе. Застигнутый врасплох, он не знал, что ответить. Она продолжала. — Ты всегда держал большую часть себя закрытой. Я не думаю, что я первая женщина, которая тебе это говорит.
