– Теперь уж, наверное, нигде не найти. Разве только на кладбище, больше его теперь нигде не найдешь. Убили Пашу Балаболова.
– Как убили? Когда?
– В среду. Он на работе каждый день допоздна задерживался, уж темно было, как домой пошел. Шелупонь какая-то. Сзади обрезком трубы по голове ударили. Тьма ведь теперь кругом. Во всем городе вечером ни одной лампочки нет. Всё экономят на беду людскую да на радость бандитскую. Свалили, карманы очистили и арматуриной добили. Вот такие дела. Его сейчас хоронят. Все наши ушли.
– Где хоронят?
– Как где? Из дома вынесут и на кладбище. Здесь дорога для всех одна. Другой ещё не придумали.
Я побежал к дому Паши. Жил он с матерью на окраине, именуемой «Обиженкой», потому бежать пришлось не меньше пятнадцати минут. Около Пашиного дома никого не было, но еловые ветки у калитки словно кричали о том, что несчастье случилось в этом жилище. Забежав в палисадник, я шепотом спросил, устало вышедшую мне навстречу женщину в черном платке с ведром воды.
– Где Паша?
– Опоздал ты сынок, унесли Пашу. Сейчас уж приехать должны. Опоздал ты немного. Жалко парня, вот судьба дура: молодых хоронят, а мы старики всё живем и живем. Чем же мы провинились-то так?
Женщина тяжело вздохнула, поставила ведро у калитки и ушла в дом. Я, не зная, что делать, вышел из палисадника и перешел на другую сторону улицы. В голове глухим и страшным набатом стучала одна и та же мысль:
– Неужели Пашу из-за диктофона убили? Неужели! Неужели из-за меня, его убили? Неужели из-за меня? Как же так?
Пройдя еще с десяток шагов по улице, я опять повернул к дому Паши, и как раз в это время на улицу выехали два набитых битком автобуса. Они остановились около меня и из них стали выходить люди, большинство из которых было одето в траурные одежды. Люди подходили к калитке и мыли руки, подставляя их под струю воды из кружки, которой поливала им та самая усталая женщина, у которой я совсем недавно спрашивал про Пашу. Я смотрел на незнакомых людей и искал того, с кем можно было поговорить. Мне хотелось разговором успокоить набат в голове, который бился всё настойчивей и настойчивей.
– Неужели это всё из-за меня случилось? Неужели я виноват? Как же так?
Наконец я заметил Генку двоюродного брата Паши. Он спрыгнул с последней автобусной ступеньки одним из последних и сразу же я схватил его за рукав:
– За что Пашу убили?
Генка пожал плечами и, отойдя в сторону, ответил:
– Да, наверное, ни за что, если денег не считать. Шел он с работы. Подскочили, ударили трубой. Он видно сопротивляться стал, ну его арматуриной добили. Всю голову измочалили. Все карманы вывернули. Твари. Давить таких надо. Как земля таких носит?
