– А кто такие?
– Да не знает никто. Свидетелей нет. У парка напали. Там вечером тьма. Вот там его и…. Пойдем, помянем. Видишь, как получилось. Пойдем, он же друг твой. Вы же с ним долго вместе были. Пойдем.
Мы вымыли руки зашли и плотно сели к столу, на оставшиеся у самой двери места. Было хмуро и тесно. Нас часто задевали, пронося мимо какие-то тарелки, но я не обращал на это никакого внимания. Набат в голове стучал:
– А может все-таки из-за диктофона! Неужели из-за него?
В центре стола встал худощавый мужчина, с совершенно седой головой и на удивление острым носом. Он негромко откашлялся и жестом призвал всех к вниманию.
– Начальник охраны сейчас скажет, – прокатился по избе легкий шепот, и за столом сразу же повисла мрачно-гнетущая тишина, лишь изредка нарушаемая чьими-то всхлипами. – Пашин начальник говорить будет.
Начальник сказал несколько положенных в таком случае слов, предложил минуту молчания и все выпили за Пашку. Вернее уже и не за него, а за то, чтобы земля ему пухом стала. Зазвенели тарелки, застучали вилки и поминки начались. Я пил рюмку за рюмкой, но совершенно не чувствовал вкуса водки. Она лилась в меня, как вода, а закуска наоборот казалась тяжелой и противной.
– Как же эти сволочи с Пашей-то сладили? – спросил меня, сидевший слева упитанный мужчина. – Он ведь здоровый был, спортсмен. Рука у него такая крепкая, что любого уложит. Каждое утро двухпудовик поднимал, а вот ведь справились, и нет Пашки. Беда.
– Да из-за угла его, – вмешался в наш разговор лысый старик, сидевший напротив. – Из-за угла, да чем-то по голове. Здесь никакая сила не устоит. Хороший человек был Паша. Уважительный, всегда бывало, подойдет, поговорит, и должности хорошей сам добился. Ведь никто не помогал ему, всё сам. Ведь некому было помочь, мать одна. Отец-то Пашкин еще молодым помер. Её жалко конечно, она в Пашке души, можно сказать, не чаяла. Нам вот этого не понять. Пойдемте, покурим.
Мы вышли на улицу, покурили, повздыхали о засушливой погоде и двинулись в дом. Сели опять к столу, посидели, потом какие-то женщины потихонечку попросили нас к выходу и мы ушли.
– Пойдем, я тебя к автобусу провожу, – предложил Генка, и мы молча пошагали вдоль пыльной улицы.
Скоро на дороге нам попалась небольшое кафе, которое в народе называли по разному: кто забегаловкой, а кто рыгаловкой. Сидеть здесь было неприятно, а вот забежать, выпить накоротке грамм сто, и двигать дальше, вполне можно. Это я так по себе сужу, однако люди разные бывает, некоторым в удовольствие было и в неопрятности посидеть или вернее постоять, потому, как посадочных мест в кафе было всего четыре, и они всегда были заняты постоянными клиентами.
