Для начала братья взялись за самых вероятных претендентов на роль Рыбьего Глаза. Кирилл с радостью согласился обойти всех бывших заключенных Но-Пасарана, и попробовать выведать у них, поддерживают ли они какие-нибудь отношения с начальником колонии. Легенду себе он сочинил быстро: представитель общества «Чистая совесть» желает узнать, не проявляют ли по отношению к начавшему новую жизнь человеку дискриминацию односельчане и власти совхоза.
По поводу второго подозореваемого мнения их разошлись:
– Пусть у меня пивное брюшко вырастет, если к этому делу не приложила свою руку Болотникова, – убеждал Кирилл брата, – сам посмотри: доступ к компьютеру…
– Без принтера.
– Коммунистические убеждения…
– Не позволят ей так беззастенчиво драть деньги с односельчан.
– Изобилие помощников…
– Детей, которых порядочная девушка никогда не будет впутывать в сомнительное предприятие.
– Ты так уверен в ее порядочности?
– Мне приходилось обращаться к ней за помощью, а один раз она со своими пионерами практически спасла мне жизнь.
– Ладно, оставим. Тогда кто?
– Инесса Васильевна. То, что она бедна, как церковная мышь, еще ни о чем не говорит. Меня всегда удивляло, каким образом ей удается добывать деньги для столь приличного содержания своих подопечных? Мы как-то привыкли, что словосочетание «Дом престарелых» ассоциируется у нас с полуголодными запушенными стариками с печальными глазами.
– А если она чиста?
– Я буду только рад. Всегда приятно, когда человек совершает подвиги не нарушая при этом закона.
– Слушай, а не многовато ли народа мы с тобой набрали на роль подозреваемых, – хмыкнул Кирилл, – что-то мне это не больно нравится. Когда сначала слишком хорошо, то потом бывает слишком плохо.
– Не каркай, – испугался Костик, – просеем через сито – кто-нибудь, да останется. А не останется, новых найдем, – уже совсем лихо, по-хозяйски добавил он, – в Но-Пасаране народу много.
* * *
– Матерь Божия, – дрогнувшим голосом промолвила Пелагея, это что за образина такая?
– Ты чего, Печного не признала? – обрадовался столь нелестному замечанию в адрес соперника Ванька-Пензяк, и тут же торопливо согласился: – Печной – он образина и есть. Наконец-то и ты поняла. А то все, «Подумаю, подумаю!»
– Так я его в этом лапсердаке не признала, – сконфузилась Крестная Бабка, – зимой-то он давненько он на дело не выходил.
– И куда его Костик погнал в такую непогоду? Без крайней нужды он его с печи не сгоняет.
Бабушка Пелагея и Ванька-Пензяк хоронились за большим сугробом. Хоронились они уже давно – с полчаса, замерзли, но не уходили. Общество поручило им найти отличия настоящего Костика от его дубля, они уже давно хотели войти в дом, но робели. Все-таки первый раз с раздвоением физического тела столкнулись, кто его знает, это тело. Возьмет и начнет буянить. То есть возьмут. Тела-то два.
