– Это что же выходит? – осведомился он, рассматривая меня.
– Уже вышло, – заметил я. – Ты понял, что нужно сделать?
– Напиши номер, – сказал он. – А то еще забуду ненароком.
Я нацарапал номер на клочке от пачки сигарет и протянул бумажку мужичку.
– Скажешь, Зыкин ждет… Скажешь, что все очень серьезно… Скажешь…
– Ладно, – пообещал чернявый. – Скажу уж…
– И ни с кем не болтай, – предупредил я. – Позвонишь, сразу шагай обратно. Разговор к тебе есть…
Он ушел, а я стал думать, как ко всему этому отнесется Бурмистров. От него не отобьешься лукавой фразочкой о том, что от случайностей никто не застрахован. Странно, что я об этом думал в то самое время, когда за спиной у меня лежал мертвый Витя Лютиков. Странно, но я думал об этом. И еще об альбоме. Я вспомнил, что мне мерещилось, когда я смотрел на этот альбом. В квартире Астахова на прикроватной тумбе валялась раскрытая книжка в черном коленкоровом переплете. Старинная книжка с оторванным титульным листом. Неизвестный мне автор повествовал о приключениях какого-то капитана Хватова, который шлялся по городам и весям далекой Индии в паре с ручным гепардом и не то искал, не то старался забыть свою возлюбленную. Попутно он пугал местных раджей и делал еще что-то, что трудно было понять с маху. Да и не нужно было, вероятно, потому что ни капитан Хватов, ни его гепард явно не стыковались с тем, что произошло в квартире Астахова. А вот книжка и альбом стыковались. В книжке вместо закладки лежала фотография с картонной подложкой. Со снимка смотрела красивая женщина, а надпись на подложке извещала, что дама эта снималась в фотографии В. Е. Коркина в С.-Петербурге, на Невском проспекте.
Увидев альбом, я подумал о фотографии…
Мужичок вернулся минут через десять и присел рядом со мной на крылечке.
– Ты не заметил, – спросил я, – кто выходил отсюда?
– Работал я, – сказал он, подумав. – Но вроде девка какая-то выбегала.
– Давно?
– Да, может, с час будет. Или меньше чуток… Работал я…
– Ты вспомни хорошенько, – попросил я. – Может, знаешь ее… Нужно это, понимаешь?
– Чего ж не понять. Только не глядел я… Пробежало что-то, это верно, помню. А знаю не знаю, этого не скажу. Ходят к нему всякие. И девки, бывает, ночуют.
Он помолчал, потом спросил осторожно:
– Можно, я на Витьку погляжу?
– Наглядишься еще, – пообещал я. – Родителей его знаешь?
– Здороваемся… Люди как люди. Без рогов…
– Давно они тут?
– Годов двадцать. Витьку-то, покойника, я вот таким помню.
