Откуда ты, Отец?!..
Прямо с поля боя. Я пришел к тебе с поля боя, ты перевязала мне рану.
Куда ранили тебя?!.. дай, покажи скорее…
Во тьме барака не было видно ничего, кроме тускло мерцающих из мрака золотистых усов, бороды, выпуклого лба. Глаз пришельца было не видать. Русоголовая девочка быстро, озабоченно встала с досок, на которых бессонно лежала в ночи, наклонилась и рванула собственную юбку. Ветхая ткань с жалким хрустом подалась в крепко сжатых, рвущих кулачках.
Милый!.. о… кровь уже запеклась… нет, идет еще, сочится…
Он протянул руку, неумело обвязанную драной тельняшкой. Она раскутала полосатый грязный лоскут. Чуть повыше локтя пуля прогрызла руку насквозь. Дырка, теперь у тебя будет в теле еще одна отметина, награда Войны. Он вытянул руку, она обмотала разорванной на длинные полосы ветоши юбкой почернелую рану, перед тем смочив тканевой комок снегом, застрявшим под ее спальными досками: в храме, где спали бабы-каторжанки, было не теплей, чем на воле. Легче тебе?.. Легче, дочь. А еще легче и счастливей оттого, что я вижу тебя. Ох, и настрадался я на этой Войне. Измучали меня боями. Вот и нынче. Еле добрел сюда… с облаков…
Есть мир, его скелет — Война. Перед сегодняшним боем мне дали выпить сто граммов спирта. И всем нашим солдатам дали. Ты знаешь, родная, я ведь простой солдат на Зимней этой Войне. Я уже здесь не Царь. Я Царь для тебя… для Матушки… для бедных сестричек твоих… а для других… Нам дали спирт, чтоб мы, мальчишки, опьянели и шли на смерть грудью, вперед, зажмурившись, с винтовкой наперевес, в ужасе и нескончаемом, из глоток, крике опьяненья и безмыслия.
Спирт ударил мне в голову, и мне было все равно, что пули свистели вокруг, косили мальчиков.
Как, Отец?!.. разве ты молодой… разве ты сам — оголец… у тебя же золотые усы, борода… морщины на лбу… я же — младшая дочь твоя…
Милая ты моя!.. ты же не знаешь, что такое Время… Времени же нет, родная. Оно входит одно в другое, как рука в перчатку. Оно смещается, как золотые нимбы у святых на Иконостасе. И-ко-но-стас… Стася… Слушай меня, Стасинька. Я бежал, я сам стрелял сегодня. И что я защищал?!.. Свою убитую давно страну?.. Ее тюрьмы?.. Ее каторги?.. Ее Острова?.. тысячи Островов в ее Северном Белом море без берегов, где томятся тысячи моих подданных, которых я не смог спасти от ужаса, от нашествия, от врага… Защищал Внутреннюю Зимнюю Войну, Войну со своим народом, что веду не я, что ведут те, кто меня убил?!.. В лесах, на горах, в степях — везде страх, везде кровь. И я не защитил. Не смог.
