С этими словами она вынула из кастрюльки яйца, а я собрался нести их наверх.
– Нет, нет, – возразила она, – завтракай спокойно, чтобы на пользу пошло, а я сама схожу, да кстати послушаю, что там о тебе говорят. По-моему, ты для нас самый подходящий человек, я так им и скажу: нашим барышням десять лет надо, чтобы решить, чего им хочется; так уж я беру на себя труд хотеть за них. Ты не беспокойся, все устроится. Я рада помочь ближнему, тем более, оно и богу угодно.
– Премного благодарен, мадам Катрин, – сказал я, – главное, не забывайте, что этот ближний – вылитый Батист.
– Ты кушай, – сказала она, – тогда дольше будешь на него похож; я люблю, когда ближний живет долго.
– А я смею вас уверить, что ближний вовсе не прочь пожить на свете подольше, – подхватил я, подняв и осушив полный стакан красного вина за ее здоровье.
Такова была моя первая беседа с мадам Катрин. Я привел ее разговор в точности, только выпустил около сотни присказок вроде «хвала господу» и «да поможет нам создатель», которые служили ей то припевом, то главным мотивом всех речей.
Видно, эти словечки были неотъемлемой частью ее говорливого благочестия; но что за беда! Ясно одно: я был не противен почтенной домоправительнице, так же как ее хозяйкам, особенно мадемуазель Абер-младшей, в чем вы убедитесь из дальнейшего.
Я кончил завтрак и ждал решения; наконец, Катрин спустилась и сказала мне:
– Ну, друг сердечный, доставай ночной колпак: с сегодняшнего дня ты ночуешь здесь.
– Ночной колпак достать недолго, – сказал я, – а шлепанцы уже на ногах.
– Вот и ладно, красавец, – сказала она, – отправляйся за своими пожитками, да не опаздывай к обеду. Пока ты завтракал, тебе уже и кое-что из жалованья набежало – это я поставила в условие.
– А много ли его будет набегать? – спросил я.
– Ах, плутишка! – сказала она, смеясь. – Но я тебя понимаю. Не беспокойся, в накладе не останешься.
– Полагаюсь на вас, – ответил я, – поверьте, я не из тех, кто гонится за деньгами; я и сам знаю, что устроился лучше, чем заслужил, спасибо вам за заботу.
– А ты краснобай! – заключила она, растаяв от искреннего чувства, которое я сумел вложить в свои похвалы ей. – Ну, прямой Батист, будто я с ним самим поговорила. А теперь убирайся, да повеселей, мне надо обед приготовить, болтать с тобой некогда, так что не мешай дело делать, беги за своим барахлишком. Одна нога здесь, другая там.
– Считайте, что все уже исполнено, – сказал я, выходя, – я мигом. За моей поклажей обоз посылать не придется.
