Эхо | страница 69
Речушкой, у которой ночевали, идем на северо-запад. Тайга мелеет, становится угрюмой и вовсе безжизненной, словно бы по белому туннелю опускаемся к иной Земле.
Все время думаю о корне «чин» в нашем русском языке. Зачин, зачатье, чинить (совершать что-то), чин (устав, обряд), чины (празднества). И еще один чин, о котором вспоминается с улыбкой. Свадебный чин – свадебный поезд.
В самом древнем русском обычае свадебный чин (поезд) собирался так. К невесте ехали передом дружки. Везли дары – обувь, всевозможные притирания (косметику), гостинцы, лакомства девицам. Сладкий чин. Следом большие бояре с благословенным образом жениха. Потом (третьими) жених с тысяцким (выбранным руководить свадьбой). За ними свахи. И заключают поезд лагунные бояре – два друга жениха с бочкой (лагункой) пива, с веселыми напитками. Такой он, чин.
А вот смола зовется в нашем языке живицей. Жизнь дающая. Как удивительно близко все с легендой! Я оглядываюсь, стараясь снова увидеть чину. И нахожу ее уже далеко, у самого горизонта, где едва различимо темнеет гривка той тайги, и над нею одиноко и все еще различимо – Чина.
Свершилось… Сюда мы пришли с севера, минуя озеро Чеко и речку Хушму – район, менее всего подвергшийся сокрушительной силе. А уйдем на юго-восток, туда, где более всего свирепствовала эта сила. Туда, где яма есть. Я стою на вершине горы в самом центре Великой котловины.
Вокруг простор и звезды. Долгий и чистый свет луны. Внизу саванно-белые холсты болот, тайга, выросшая за полстолетия, незыблемое ожерелье гор, окольцевавших эту земную впадину, словно специально созданную природой, чтобы над ней совершилось самое удивительное и доныне необъяснимое событие нашего века.
Я один. И мне хочется стоять и стоять тут, сосредоточившись в молчаливом созерцании того, что можно увидеть только отсюда в эту долгую светлую ночь.
И как ни мизерны наши земные расстояния по сравнению с тем космическим событием, все-таки их надо предолевать, чтобы коснуться тайны.
Нигде, ни на каком кусочке моей земли не видел я того, что открылось мне, когда я неподвижно стоял на плоской вершине горы, которую Ганалчи называл Мани-Орион.
А на следующей ночевке он рассказал мне об Умуне.
– Ганалчи, я видел его! И мог говорить с ним… – сказал я, всем сердцем сожалея о том своем молчании.
– Он не знал по-русски. – Это Ганалчи сказал определенно, и я не стал спорить. Прошедшего не вернешь.
– А шаманка была? – спросил я, вспомнив, что говорил Артем. – Они жили в тайге вдвоем.