Вожак делал скидки, то уходил к одному берегу, то к другому, словно бы искал выход из тесно спружившего реку каньона.
Кеша слышал, как звонко и ритмично постукивают, словно кастаньеты, оленьи позданки – роговые отростки на ногах позади копытцев, как мощно и глубоко дышат животные и над ними стоит тот особый шелест, шорох и треск, который можно услышать только среди большого оленьего стада.
И еще услышал Кеша потаенным слухом, как взволновались, как замерли в нетерпимом ожидании на том берегу Никита и Валя. Но все еще не стрелял, подпуская вожака все ближе и ближе к тому скалистому плечику, за которым скрывался сам.
И когда волнение тех, на противоположном берегу, уловил и вожак, весь подобравшись и вскинув мускулистый коротыш хвоста, Кеша выстрелил ему в голову. И тут же, без интервала, сухо и одновременно хлестнуло еще два выстрела. За ними уже строенно, – еще, еще и еще… И не было всполошенных, грязных хлопков вразнобой, когда ничем не ограниченный азарт и хаос убийства охватывают стрелков.
Бригада Кеши, не сговариваясь, била точным, организованным залпом. И даже после того, как сменили обоймы, ритм стрельбы не изменился и строенный залп по-прежнему рвал тишину, откликаясь в скалах организованным эхом.
После первых же выстрелов, когда на льду рядом с вожаком умирали еще двое из его свиты, когда, разбрызгивая фонтаном кровь, кругами стремительно извивался другом, и еще один, бодая лед, пытался встать на подломленные ноги, стадо, накатившись на своих вожаков, вдруг закружилось, и животные, вместо того чтобы спасаться бегством, прижимались к скалам и толклись на месте, ожидая неминуемого.
Уже не хоронясь, встав в полный рост, люди расстреливали их без лишней спешки, без таких необходимых в минуту пагубной страсти криков, организованные как бы само собою происшедшим слаженным ритмом пальбы.
– Почти нюнгундяр прожил, а такого не видел, – сказал Никита, почему-то по-эвенкийски произнеся шестьдесят, идя навстречу Кеше и показывая рукой на поверженных оленей.
– Нюнгундяр, – передразнил Кеша. – Я их до шестидесяти досчитал и со счету сбился… Обснимать, братва, надо!
Они еще не ободрали шкуры и с половины убитых, как накатило новое стадо.
И опять стреляли, теперь уже не слаженно, врасхлоп, покрикивая, чтобы определить себя, а не то в горячке боя хватишь шальную пулю…
Поднялась над скалами луна, заголубели снега вокруг, скрадывая краски и тот алый цвет, разлитый по всему лону реки, превращая в черные промоины на синем льду.
