– Инструменты всякие.
– Секретные?
– Что?.. Ах да… Разное там, понимаешь. – Василий Петрович вытер потный лоб ладонью. – Тебе на урок не пора?
– Воскресенье сегодня… А ты мне письма писать будешь?
– Вот это обязательно. Это регулярно. И с праздником буду поздравлять.
– Тогда я пойду.
Василий Петрович суетливо завернул подарки в бумагу и протянул Люське. Она взяла пакет в охапку:
– Ты водку не пей, вытурят тебя из разведчиков, – шепнула она и убежала.
А через неделю получила письмо, которое читала всякому, кто хотел послушать, но в руки его никому не давала. Вскоре еще письмо было. И еще, но из другого города и с фотографией.
Вовка Чарыков посмеивался, когда учителя и воспитатели спрашивали о Люськином отце, непонятно откуда взявшемся.
В начале ноября Люська отвела Чарыкова в сторонку и, прячась от посторонних глаз, достала из-за пазухи фотокарточку, присланную Василием Петровичем – он был снят в офицерском обмундировании, при медалях, – и письма.
– Красивым у тебя папка был в молодости, – сказал Чарыков, разглядывая снимок. – Верно?
– Только ты не ври, – попросила Люська. – Ладно? – И в глаза посмотрела настороженно.
– А чего мне врать-то? – удивился он. – Смотри сама: нос ровный, глаза добрые, ямочка на подбородке.
– Они ж грамотные?
– Кто «они»?
– Разведчики. Мы с тобой про папку сейчас говорим. Ну?
– А ты как думала? С золотыми медалями школу заканчивают, иначе – фигу тебе, а не институт, где на разведчиков учатся, – не ожидая подвоха, сказал Чарыков.
– А почему же тогда… – Она развернула письмо и сунула его в руки Чарыкову. – Это я тут… красным карандашиком.
Вовка Чарыков сначала почувствовал – уши краснеют, потом стало больно где-то у локтя.
Люська разжала зубы, отпуская не очень сильно укушенную руку Чарыкова, и сказала шепотом:
– Только ты никому не говори. Никакой он не разведчик. Он обыкновенный.
– Тут, понимаешь… – растерялся Чарыков, глядя в честные Люськины глаза. – Нет, ты не думай… Никому ни слова.
– А я его и такого люблю, – сказала Люська, пряча письма и фотографию. – Он мне письма пишет, хоть и с ошибками. Может, у него тоже – дочки нету, а хочется, чтоб была. У него видал какие глаза?.. Добрые. И ямка на подбородке.
Чарыков поскреб пятерней укушенную руку и пожал плечами, не зная, что ответить.
– Он написал, что из его окошка кладбище видать и церква. Но церквы я не помню. Может, ее потом построили?
– Может, и построили. Тебе-то зачем? Ты же знаешь прекрасно, никакой он тебе не отец. Не маленькая уже, – вздохнул Чарыков. – И отчество у тебя другое – Николаевна, а он – Василий. Это я потом допер.
