Я привык слушать, как воды суши пытались вытолкнуть обратно морские; и мне пришло в голову кое-что прочитанное мной относительно археологии нашего края — ведь этот кусочек мира когда-то был затоплен морем. Там были песчаные морские банки, подымавшиеся, подобно островам, среди соленых болот; там были морские фарватеры через болотистую топь, открывавшиеся в наивысшей точке прилива, поскольку вся здешняя земля была покрыта осадочными породами, принесенными с холмов Уэльса местными реками. Если банки будут продолжать свое наступление на залив, солончаковая жижа во время прилива будет глубиной не менее шести футов. Когда-то Голландец Вильям насыпал эти банки; и однажды они прорвались. Тогда вода дошла прямо до нашей церкви. Вот почему в Дикмауте есть плотины, шлюзы которых открываются только в половину воды.
Между нашим городком и морем лежат солончаки, да и сам город примостился на первых клочках подымающейся земной тверди. За городом находится заросшая лесами возвышенность, по которой проходит дорога в город. Возвращаясь по ней в сумерках, видишь покрытые туманом болота, миля за милей; а когда светит полная луна, они настолько смахивают на водную гладь, что невольно думаешь, будто море вновь решило поглотить эту землю.
У меня всегда вызывало странное возбуждение история земли Лайонес, ушедшей под воду вместе с церквями, которые все еще вызванивают свои призрачные мелодии под толщей воды. Недавно я отплыл из Дикмаута на лодочную прогулку и отчетливо видел в неподвижной прозрачной глубине отлива стены и башни древнего монастыря, погрузившегося в пучину одной штормовой ночью, когда река сменила свое русло.
Я много думал также об одной бретонской легенде, повествующей об исчезнувшем городе Ис и о его великих волшебниках; там говорилось о том, как однажды предательством выкрали ключи от морских ворот города и о том, как море вошло в город и затопило его. Меня интересовало: в чем была загадка Карнака, какие тайны хранил наш Стоунхендж, кто были люди, построившие их, и зачем они это сделали? И казалось мне, что существовало две религии, одна из которых была религией Солнца, а вторая — Луны; я представлял, что моя любовь к луне и к морю была более древней и что она была чуждой другим так же, как они чужды нам. И верилось мне, что друиды, первосвященники культа Солнца, должны были смотреть на странные морские огни забытой веры так, как мы сейчас смотрим на дольмены и древние могильные курганы.
