«Женщина и должна быть стервой, хоть чуть-чуть, а иначе – что это за женщина? – вновь убеждала она сама себя. – Вот сейчас пойду и потребую ключ от домика и сделаю это весьма твердо: "Вот путевка. Дайте ключ".
Тряхнув гривой черных, закрывающих большую часть спины волос, она взглянула на багаж. Всего ничего, но тащиться с этим от шестнадцатого домика к первому, где сидит завхоз, и обратно, дело не слишком увлекательное.
Разум победил лень, и она взяла шмотки в руки. Россия. Воруют. На данный момент весьма привлекательной частью поклажи является пакет с мамиными блинчиками. Вон те двое здоровых хотя бы. Сидят, играют в карты на песочке, на нее поглядывают.
– Эй, – обратилась она к парням, – посмотрите за вещами, я схожу за ключом.
– С удовольствием, – отозвался тот, что крупнее. – Тем более что мы твои соседи.
Очень интересно. В кавычках.
Получив ключ и два комплекта белья, Дарья отправилась в обратный путь. Солнышко раскочегарилось вовсю, хотелось бросить все и немедленно искупаться. Вместо этого приходилось нести белье, кому его стелить – непонятно, и длинный ключ на веревочке с выжженным на пластмассовом квадрате номером «шестнадцать».
Впереди, по выложенной из бетонных плит дорожке шел какой-то парень, увешанный сумками. «Вот набрал – можно подумать, на все лето приехал».
Ей не составило труда догнать его. Неужели?!. Вот так да!
– Гриша! Ты с ума сошел! – она подлетела к нему и взяла из рук одну из сумок. Ее тут же потянуло к земле. – Давай вдвоем, – пыхтя и приостанавливаясь, предложил он.
Она взяла сумку за одну ручку, и они тронулись к домику.
– Что случилось, почему ты не приехал?
– Вчера вечером попал в аварию. Папаша весь ковер в зале слюной забрызгал. Теперь мне надолго кислород перекроют. Отремонтировать машину встанет дороже, чем купить новую.
– Кто виноват?
– Они, а платить все равно папе.
– Но почему?
– Потому. Извини, не дергай меня, ладно?
Оставшуюся часть пути они преодолели в полном молчании.
Вещи их остались нетронутыми. Дарья не забыла поблагодарить качков. Они не стремились разразиться изречениями, прославляющими их собственную готовность услужить еще и еще, потому как с ней уже был Гриша.
Две мускулистые машины смотрели то на нее, то на ее кавалера.
«Телка обломилась! Че ты пялишься, хилый?» – это они на Гришу так смотрят.
Из Гришиных глаз в ответ сыпались искры, вычерчивая в воздухе крупными красными буквами одно– единственное слово: «Отвали!»
Вошли в домик.
