Все было готово, но мы ждали Савву Георгиевича.
– Не хочется «разрушать» стол, – объяснила мама. – Потерпим немного…
Он задержался в университете. Но вот-вот появится.
При слове «университет» Ирина сузила глаза, и даже Лучший друг человека напрягся.
Из коридора в комнату потянулся долгий, беспрерывный звонок; Савва Георгиевич, нажав на кнопку, как обычно, о чем-то задумался. Мама, опередив всех, открыла дверь.
Савва Георгиевич никогда не включатся с ходу з чужой разговор, а настороженно внимал ему, как если бы в комнате звучал непонятный язык. Он долго постигал суть самой примитивной беседы, потому что мысли его были далеко. «Человек одной страсти! – говорила мама. – Он не просто живет физикой, – он с нею не расстается!»
– Мы, как и вы, родились весной, – снайперски точно подметил я.
– Уж лучше бы не вспоминал, – через стол, одними губами шепнула мама.
И стала наполнять тарелку Саввы Георгиевича.
Я встал и провозгласил тост за маму и отца, которые «подарили нам жизнь». Взрослые выпили шампанского, а мы, уже девятиклассники, воду с дошкольным названием «Буратино».
Владик задергал не носом, а всем телом: я впервые опередил его. Этого не случилось бы. если б между нами не сидела Ирина. Мой близнец хотел сказать что-нибудь более умное, чем сказал я. Он этого так сильно хотел, что ничего придуматься не могло.
Савва Георгиевич погрузил пятерню в густую мятежную шевелюру и, продолжая думать о чем-то своем, рассеянно провозгласил тост за наше с Владиком будущее. Помолчав, он высказал мысль, которая волновала его, ибо я уже был с нею знаком:
– Если б можно было предвидеть, какое у него, у этого грядущего, будет лицо… Никто и никогда не сумеет заложить программу в самую своенравную машину, именуемую личной человеческой жизнью.
Владик все медлил.
Мне очень хотелось, чтобы тост его поскорее родился. Ирина почувствовала это и шепнула мне:
– Ты – раб его зависти.
– Почему?
Вместо ответа она поднялась.
Вилки и ложки за столом онемели: так же, как немели наши перья, тетрадные страницы, если Ирина выходила к доске.
– Мы в доме научных работников, – сказала она. Дом наш действительно так назывался. – Пусть это будет доброй приметой, и мы тоже посвятим себя именно ей… Науке!
Ее вдохновляло присутствие члена-корреспондента. На географическом лбу Саввы Георгиевича увеличилось количество рек и меридианов: он спросил, в чем именно Ирина видит свое призвание.
– В молекулярной физике, – ответила она так спокойно, что все в это поверили.
