Ну вот и сам дон Румата. Идет, не торопится, травинку жует. Что ему сжечь город? Что ему убить тысячу человек?
Подошел. Глянул равнодушно. Негромко спросил:
— Ваше имя?
— Изыди, нечистый!
Румата вздохнул.
— Я поговорить с вами хочу, а вы дурачитесь.
— Не будь у меня связаны руки, я бы с тобой поговорил!
Мелькнул молниеносно извлеченный из ножен меч. Вжжик. Руки коменданта были свободны, а меч также стремительно вернулся в ножны.
— Теперь — поговорим?
— Голыми руками против мечей? — язвительно отозвался комендант.
— Можно и так, — спокойно сказал Румата, — верните этому человеку его мечи.
Сам же стянул свою перевязь и молча передал стоявшему позади тысячнику.
Комендант жадно схватил мечи. Он не верил своим глазам. Враг просто отдавал себя в его руки. Стоял в трех шагах, спокойный и безоружный. Мало того, еще и улыбался… Другого такого случая не будет! Выпад… Меч пронзил воздух. Теперь враг стоял справа. Как он там оказался? Нет, не уйдешь! Поворот и выпад… Снова в воздух — а враг теперь слева. Еще выпад… еще…
…Комендант колол и рубил воздух. Пот лил с него градом. Стоявшие вокруг воины Хозяйки сопровождали каждый его бессмысленный удар обидным ржанием и улюлюканьем.
«Это действительно демон, — пришла мысль, — я, скудоумный, тщусь поразить демона простой сталью».
Комендант остановился и опустил мечи. В последний раз посмотрел в ясное голубое небо. Прочел про себя короткую молитву. Потом тихо сказал:
— Не глумись надо мной. Не позорь перед войском. Убей — и покончим с этим.
Румата заложил руки за спину и улыбнулся.
— Если бы я хотел убить вас — давно бы убил. Но я просто хочу поговорить. О вашей судьбе и судьбе ваших воинов. Итак, ваше имя?
— Тадаш, — тяжело дыша, отозвался комендант.
— Так вот, почтенный Тадаш, я в некотором затруднении. Просто отпустить вас и ваших людей я не могу. Понимаете почему?
Комендант кивнул. Ясное же дело, кто в здравом уме вот так просто отпустит почти тысячу бойцов противника, пусть и обезоруженных.
— Возиться с пленными у меня нет ни времени, ни желания — продолжал враг, — моя армия готовится к маршу на Арко. Это вы тоже понимаете.
Комендант снова кивнул.
— И что мне остается? — спросил Румата.
Комендант облизнул пересохшие губы. Вопрос-то был простейший. Убить — и все. Он бы поступил именно так. Так что — от него ждут, чтобы он сам огласил смертный приговор себе и своим людям? Ведь бывает и хуже. Выколют глаза, отрубят пальцы на руках — и иди на все четыре стороны.
