— Соблазнительная сумма, — растягивая звуки, произнес он. — Она самопроизвольно порождает две вероятности: Влад может не дойти… Или может не вернуться. С ним это бывает. При рассмотрении первой вероятности следует иметь в виду… М-да.
Корсаков замолчал и сконцентрировал взгляд на густом облачке дыма, всплывающем к потолку, чувствовал, как в голове зарождается мысль яркая, глубокая и всеохватная.
— Не придет через час, убью, — заявила Анна.
— Ну-ну, сразу и убью-ю! — выдохнул вместе с дымом Корсаков.
— А нафига нам такой друг?
Корсаков закашлялся, вытерев глаза, уставился на девушку.
— Я думал, у вас любовь.
Анна хмыкнула.
— Впрочем, это ваши дела, — пробормотал Корсаков, вновь погружаясь в наркотическое благодушие.
Передавая друг другу самокрутку, добили ее до конца. На разговор никого не пробило. Сидели молча, уставившись на язычки пламени.
В глазах у Корсакова вдруг поплыло, призрачный свет хлынул через края бутылочных светильников и залил комнату янтарным свечением.
— Оплавляются свечи на старинный паркет,
Дождь сбивает на плечи серебро эполет,
Как в агонии, бродит молодое вино,
Пусть былое уходит, что придет — все равно…
Корсаков облизнул сухие, горькие от травы губы.
— Чьи это стихи? — тихо спросила Анна.
— Володя Высоцкий, — ответил Корсаков.
— Мой папа тоже иногда слушает Высоцкого. Говорит, очищает душу. Типа психотерапевта.
Замечание о папе, Корсаков пропустил мимо ушей.
— Был такой гений — Владимир Высоцкий, — продолжил он. — Гений, потому что умер вовремя. Умер, когда окончательно сгнило то, частью чего он был.
— Что сгнило?
— «Совок». «Совок», девочка. Брежнев, Сахаров, Олимпиада… Фарцовка, портвейн и Солженицын под подушкой. Все мы родом из «совка». Все… И ничего с этим уже не поделать.
— А я думала, что совок — это то, чем в песке ковыряются, — хихикнула Анна.
— Счастливая, — вздохнул Корсаков. — Тебе сколько лет?
— Уже совершеннолетняя. А что?
Она оказалась в опасной близости, а Корсаков пребывал в том состоянии кайфа, когда любая женщина в пределах досягаемости кажется единственной и неповторимой.
— Так, на всякий случай.
Он вытянулся на матрасе. Закрыл лицо рукой.
«Корсаков, не надо. Все это было, и не раз. В конце концов, она тебе в дочки годится», — сказал он сам себе.
Он слышал, как девушка ходит по комнате, передвигает вещи.
— Ты что там делаешь?
— Так, решила навести порядок, — отозвалась она.
— Ненормальная, — проворчал Корсаков.
— Это все Влада картины?
— В левом углу его, в правом — мои.
