– Тогда идите работайте! – распорядился Степан Степанович, сурово сжимая губы.
И я пошел работать. В моем положении это было наилучшим выходом. Состояние генерала продолжало оставаться критическим – он балансировал между жизнью и смертью, и мы возились с ним, буквально обливаясь потом. Думать о собственных неприятностях просто не было времени.
Честно говоря, я полагал, что наши старания напрасны и Андрею Тимофеевичу уже не суждено выкарабкаться. Свалившиеся на него осложнения в его возрасте непременно должны были кончиться фатально. Но, видимо, была в этом старике какая-то сверхъестественная сила, заставлявшая его держаться.
После массивной терапии и множественных дефибрилляций, которым мы уже потеряли счет, костлявая отступила. Теперь, образно говоря, она стояла не за плечами старика, а отошла в угол палаты, откуда недвусмысленно посверкивала косой. Но, по крайней мере, мы смогли перевести дух, а генерал – немного отдохнуть…
– Говорят, с твоим пациентом большой переполох вышел? – осторожно поинтересовался Щербаков. – Ну, с тем, которого подстрелили… Говорят, прокуратура с самим главным имела беседу… Заключение судмедэксперта… Тебя главный не вызывал к себе?
Я поежился. Только этого еще не хватало! Главный врач Дубровский Петр Александрович, профессор и член-корреспондент, был у нас чем-то вроде бога – недоступным и непостижимым небожителем, имеющим за пазухой набор смертельных молний для провинившихся смертных. Среди рядовых врачей только немногие удостаивались личной беседы с Дубровским и, как правило, помалкивали о ее содержании, храня загадочность и многозначительность, от которых по шкуре непосвященных бегали мурашки.
Перспектива, на которую намекал Щербаков, повергла меня в окончательную депрессию. Я едва дождался двух часов, оставил в ординаторской белый халат и, распрощавшись с коллегами, ушел.
Напротив ворот больницы у противоположного тротуара стоял черный «Мерседес». Рядом с ним прохаживался мой тезка Тупиков, сосредоточенный и прямой, как столб. Костюм на нем сегодня был темно-серый, но мне пришло в голову, что все-таки ему к лицу больше была бы военная форма. Завидев меня, он сдержанно махнул рукой.
– Здравствуйте, Владимир Сергеевич! – серьезно произнес он, распахивая передо мной дверцу «Мерседеса». – Прошу вас!
Садясь в машину, я успел заметить, что наши охранники, столпившись у окна, наблюдают за мной с мрачным любопытством. Я становился популярной фигурой.
