Рождение Дестроера - Ричард Сэпир, Уоррен Мерфи

Все прекрасно понимали, почему Римо Уильямс должен умереть. Близким друзьям начальник ньюаркской полиции признавался, что Уильямс – просто кость, которую кинули борцам за гражданские права.

– Где это видано, чтобы полицейского отправляли на электрический стул? Да еще из-за кого? Из-за какого-то торгаша наркотиками? Ладно, отстраните парня от службы. Ну выгоните в крайнем случае. Но стул?! Если бы этот тип не был черным, Уильямса не засудили бы.

Журналистам начальник полиции заявил:

– Это трагическое недоразумение. Уильямс всегда был у нас на хорошем счету.

Газетчиков на мякине не проведешь. Они-то знали, почему Уильямс должен умереть: он – просто псих. Да разве можно такого снова выпускать на улицу? Да как он вообще попал в полицию? Избил этого беднягу до полусмерти и бросал помирать. Только вот жетончик-то обронил, и ну вопить: все подстроено, это провокация! Хочет, чтобы его оправдали. Идиот!

Адвокат Уильямса тоже мог совершенно точно объяснить любому, почему его подзащитный проиграл процесс: чертов жетон. Никак не удавалось обойти эту улику. Вообще Уильямсу не надо было отрицать, что он избил этого типа. Но в любом случае судья не прав: электрический стул – это, знаете…

У судьи по поводу приговора сомнений не было с самого начала. Какие, в самом деле, могут быть сомнения – приказы не обсуждаются. Судья не знал, почему он получил такой приказ: в определенных кругах задавать вопросы не принято.

Лишь один человек представления не имел, отчего это приговор был столь скор и суров. Но раздумывать на эту тему ему оставалось совсем недолго: до 23.35. В 23.36 уже будет все равно.

Садя на койке в камере, Римо Уильямс курил одну сигарету за другой. Каштановые волосы на висках выбриты: сюда охранники приладят электроды.

Серые брюки – такие у всех заключенных в здешней тюрьме – разрезаны снизу почти до колен: на лодыжках тоже закрепят электроды. Чистые белые носки. На них кое-где следы сигаретного пепла. Пепельницей Римо перестал пользоваться еще вчера.

Он просто бросал окурок прямо на выкрашенный серой краской пол и смотрел как он дымится.

Время от времени охранники отпирали решетчатую дверь. Кто-нибудь из заключенных выметал окурки, а Римо выводили из камеры в окружении охранников.

Когда его возвращали на место, он не мог обнаружить даже следов того, что он, Римо, здесь курил, а на полу умирали окурки.

Никаких следов не оставит он здесь, в этой камере смертников. Железная койка не окрашена, даже инициалов не нацарапаешь. Можно разорвать матрац, но его заменят другим.