Все это было тридцать лет назад. Я многое забыл, еще больше забуду, в конце концов я забуду все; и все же, если считать, что есть жизнь после смерти, то это не то, что подается в обертке из псалмов и песнопений, это другое: я не могу поверить, что когда-нибудь забуду этот момент или лицо Стеллы, смотрящей, как убегает от нее Вик. Даже смерть не заставит меня забыть это.
Одежда на ней была в беспорядке, по лицу размазана помада, но взгляд…
Не стоит гневить вселенную. Разгневанная вселенная взглянет на вас именно так.
Мы побежали со всех ног, Вик и я, прочь от этой вечеринки, от туристов и полумрака, словно ураган гнался за нами по пятам, куда глаза глядят, не разбирая дороги в лабиринте переулков, и мы не оборачивались и не останавливались, пока не поняли, что вот-вот задохнемся. Мы едва дышали, я оперся на стену, а Вик склонился над придорожной канавой - его рвало, долго и натужно.
Он выпрямился и вытер рот.
– Она не…
Он запнулся.
Он покачал головой.
Потом он сказал:
– Знаешь, я вот что думаю. Когда зайдешь так далеко, как только осмелишься, и потом, если зайдешь дальше, это ведь уже будешь не ты, так ведь? Ты станешь тем, кто пошел дальше. Туда, куда просто нельзя… похоже, со мной случилось именно это.
Я решил, что понял, о чем он.
– В смысле - ты ее трахнул? - спросил я.
Он поднял кулак, словно собирался ударить меня, но только приставил его мне к виску и с силой несколько раз постучал мне по голове. Я было решил, что мне придется с ним драться - и он меня побьет - но он вдруг опустил руку, отвернулся и пошел прочь, хватая воздух широко открытым ртом.
Я недоуменно посмотрел на него и понял, что он плачет: лицо у него покраснело, из глаз и из носа текло ручьем, плечи тряслись. Он рыдал, бредя по улице, как ребенок, самозабвенно, надрывно, не обращая ни на что внимания. Я шел за ним и не видел его лица. Я пытался понять, что же случилось в комнате наверху, что могло довести его до слез, так напугать, но ничего такого не мог себе представить.
Один за другим стали зажигаться фонари. Вик, спотыкаясь, шел вперед, я за ним, и шаги мои звучали в ритм стихам, которые, как ни старался, я не мог вспомнить и никогда не смогу повторить.
