Я пододвинулся поближе, чтобы коснуться ее бедра своим. Похоже, она не возражала: она нежно положила ладонь мне на плечо, и я почувствовал, что начинаю непроизвольно ухмыляться.
– Кое-где нас встречают с радостью, - тихо говорила Поэма, - в других местах нас считают сорной травой, болезнью, которую надо тут же искоренить и уничтожить. Но где грань между заражением и искусством?
– Не знаю, - ответил я, все также глупо ухмыляясь. Из гостиной доносились незнакомые ритмы, пульсирующие, рассыпающиеся, гулкие.
Она потянулась ко мне и потом - наверное, это был поцелуй… наверное. Во всяком случае, она прижалась губами к моим губам, а потом удовлетворенно отпрянула, словно пометив меня, как свою собственность.
– Хочешь ее услышать? - спросила она, и я кивнул, не слишком понимая, что именно она предлагает, но точно зная, что мне нужно все, что она может предложить.
Она начала что-то шептать мне в ухо. Странная вещь - поэзия: даже если не знаешь языка, сразу понятно, что ты слышишь стихи. Поэмы Гомера, прочитанные по-гречески, можно слушать, не понимая ни слова, и это все равно будет поэзия. Я слышал стихи на польском и на эскимосском, и всегда сразу понимал, что это стихи. И то, что она шептала, тоже было поэзией. Я не знал этого языка, но слова струились через меня безупречно, и мне виделись башни из стекла и алмаза и люди с глазами цвета морской волны, и за каждым слогом мне слышалась неумолимая поступь надвигающегося океана.
Может быть, я действительно поцеловал ее. Не помню. Помню, что хотел поцеловать.
И вдруг Вик резко потряс меня за плечо.
– Скорей! - кричал он. - Живо! Пошли отсюда!
Я был словно за тысячи миль от него, и мне не хотелось возвращаться.
– Идиот, пошли скорее! Двигаем! - крикнул Вик и выругался. Голос его был полон ярости.
В первый раз за весь вечер я узнал песню, которая играла в гостиной. Печальные стоны саксофона сменялись каскадами текучих аккордов, и мужской голос выпевал короткие строки про детей безмолвного века. Я хотел остаться и послушать.
Поэма сказала:
– Еще не все. Ты не дослушал меня.
– Извини, дорогуша, в другой раз, - сказал Вик.
Он уже не улыбался. Он схватил меня за локоть и потянул за собой, и вытащил меня из комнаты. Я не сопротивлялся. Я прекрасно знал, что Вик легко со мной справится, если дело дойдет до драки. Конечно, Вик драться не полезет, если только не вывести его из себя, не разозлить, но как раз сейчас он был очень зол.
Мы вывалились в прихожую, и Вик распахнул дверь. Я обернулся, надеясь в последний раз увидеть Поэму в дверях кухни, но ее там не было. Зато у лестницы стояла Стелла. Она глядела вслед Вику, и я увидел ее лицо.
