Ее впечатления оказались настолько сильными, что она с трудом соображала и, пытаясь найти объяснение своим догадкам, терялась еще больше. Ее внимание привлекла одна из картин. Она подошла поближе. Поначалу ей показалось, что художник изобразил розы, переплетенные с виноградной лозой. Теперь она поняла, что на самом деле в центре картины было обнаженное женское тело, а розы и лоза обвивали руки и ноги полулежащей одалиски, а также украшали ее волосы. То, что она разглядела вблизи, шокировало ее, и она поспешила отвести глаза.
– Любите живопись? – спросила Тереза.
– Просто раньше я ничего подобного не видела, – уклончиво ответила Виктория.
– Я понимаю. Вам, должно быть, не до этого. Наверное, устали не меньше, чем я от этих картин. Везде одно и то же: обнаженные женщины лежат на бархате или атласе.
– Значит, популярны.
– Да, но не высший класс. Абсолютная безвкусица.
– Вероятно, вы правы, – согласилась Виктория, решив пока не рассматривать другую картину.
– Я знала, что вы оцените эту комнату, – продолжала Тереза, двигаясь к кровати, – потому что вы женщина из высшего общества. Это видно.
– Конечно, вся эта роскошь и удобства выглядят прекрасно и располагают к отдыху. Тем более что после езды верхом у меня все болит и я безумно устала. Хотя должна признаться, это не совсем то, к чему я привыкла. Я живу в другой обстановке.
– Я слышала, Красный Герцог в своем убежище окружил себя таким же комфортом, как в городских домах или у нас.
– Я не женщина Красного Герцога.
– Ясное дело – умная женщина всегда держит язык за зубами. Красный Герцог, должно быть, очень высоко вас ценит.
Виктория не выдержала:
– По правде сказать, я умираю от голода и действительно безумно хочу залезть в горячую ванну.
– О, простите меня, mi dulce. Я заболталась сверх меры. Но вы такая интересная! Un momento,[5] дорогая. Сейчас мы исполним все ваши желания.
Тереза заговорщически улыбнулась и быстро вышла.
Виктория подошла вплотную к другой картине и замерла в изумлении. У нее перехватило дыхание. В отличие от первой на этой был совершенно нагой мужчина, увитый терновником и темно-пунцовыми, почти черными розами. Ее глаза, никогда не видевшие мужского тела в натуре, невольно устремились к той его части, о которой обычно упоминали шепотом. Это она, по рассказам, могла причинять женщине боль или доставлять удовольствие. Однако изображенный на картине детородный орган был настолько велик, что опровергал все ее представления. Нет, это было что-то… совершенно невообразимое.
