Тут один из противников на время потерялся, а потом вместо него возникла рука, которая летела мне в висок с огромной скоростью, поблескивая тяжелым металлом кастета на конце. Его тусклый блеск возле моего лица и был последним, что я увидел, перед тем как мое сознание померкло.
* * *
При дневном свете здание выглядело не так внушительно, но зато было приятней на вид. Псевдонародный стиль, который в последнее время так полюбился всем богатым власть имущим: деревянная резьба, «конек» на крыше, кружевные наличники, деревянное крыльцо, высота которого предполагала у жителей исполинский рост.
Стоя перед воротами здания, вокруг которого так недавно Дима кружил, как голодный волчонок, он испытывал какое-то странное возбуждение и ноющий страх.
Дядя Митяй, который взялся сопровождать его, настойчиво жал на звонок и материл охранников на чем свет стоит. Наконец окошечко в воротах открылось, и в него выглянула недовольная сытая рожа:
– Тебе, дед, чего? – сладко зевая, спросила она.
– Открывайте, черти! Совсем, что ли, опупели – своих не узнаете?
Глаза рожи прояснели.
– А, Матвеич! Привет, привет! Только самогон у нас еще с прошлого раза остался – не нуждаемся.
– Да я по делу, телячья ты башка! Антонина моя прихворнула – вот, племянника привел подсобить.
Охранник окинул «племянника» недоверчивым взглядом, хмыкнул и сказал:
– Ну, проходите тогда.
Он захлопнул окошко и открыл калитку где-то сбоку. Матвеич и Дима просочились туда.
– Только тихо мне: господа еще спят, – строгим шепотом сообщил охранник.
Матвеич отмахнулся от него: мол, без тебя здешние порядки знаем. Они обогнули здание и вошли через черный ход.
Пройдя сквозь полутемные коридоры, они добрались до двери, на которой было написано: «Кастелянша». Матвеич громко постучал, и ему открыла полная миловидная женщина в темно-синем платье с воротником-стойкой.
– Привет, Ильинишна! Вот, работника тебе привел. Парень хоть и угрюмый, но работящий. Племянник мой, – пояснил он, поймав вопросительный взгляд. – Вместо Антонины пока будет. Ты ему расскажи, как и что, а я пойду, пожалуй. А то нарвешься на вашего управляющего – ругаться будет.
Дядя Митяй махнул рукой и оставил Диму наедине с кастеляншей.
– Ну, пошли, – невозмутимо сказала она и пошла по коридору, плавно покачивая бедрами.
Дима безмолвно последовал за ней.
* * *
Я очнулся от боли, источник которой было очень трудно определить. Боль была везде – вот единственное ее определение. Под щекой что-то липкое и теплое, во рту – солоно от набравшейся крови. Чьи-то прохладные руки сжимали мне шею – видимо, от их прикосновений я и пришел в себя.
