Неторопливая речь Матвеича текла размеренно и спокойно и вызывала желание отдаться ее темпу и снова уснуть. Но Дима, тряхнув головой, избавился от сонного наваждения и спросил:
– А отчего ж сестра уволилась, если ей там так нравилось?
– Уволилась? С чего ты взял? – удивленно спросил хозяин, будто сам выходя из какого-то транса.
– Да ты сам мне сказал – работала. Значит, теперь не работает, правильно?
– Ишь ты, зелье! Какой наблюдательный, – прищелкнул языком Матвеич. – Да нет, заболела у меня она два дня назад – встать не может. Вот и не вышла на работу. Теперь уж точно – уволят. Там с дисциплиной строго. Если б подменить ее. Так я занят, а детей у нас с ней нет – оба бобыли.
Он сокрушенно вздохнул и махнул рукой, показывая, как ему жаль пропадающих денег.
Дима приподнялся на подушке:
– Так давайте я за нее поработаю. И вам отплачу – деньги вам, по-честному.
– Куда ты! – насмешливо махнул рукой Матвеич. – Вон, рассопливился весь. Да и не сумеешь ты – поди, в жизни тряпки половой в руках не держал.
– Ну, это вы бросьте! Я убираться лучше, чем любая девчонка, могу! – загорячился Красников: это был шанс.
Старик посмотрел на него, покряхтел, покачал головой, вытащил из пачки «беломорину» и задумался.
– Можно попробовать, – наконец протянул он, утопая в сизом дыму. – Попытка – не пытка. Авось выручишь стариков. Но это – завтра. А сегодня давай отсыпайся. Если завтра рожа у тебя такая же красная будет – никаких тебе профессий. Будешь, как миленький, лежать у меня под одеялкой.
Он погрозил Диме пальцем, как маленькому ребенку, и стал натягивать свой ватник.
– Пойду воронежский встречу, – пробормотал он и снова вышел на улицу, прихватив с собой фонарь.
* * *
Не тут-то было – темные силуэты преградили мне путь. Я почувствовал неладное и внутренне подобрался. Сделал шаг в сторону – эти двое тоже переместились. Я пытался всмотреться в лица подходящих ко мне людей, но в наступающих зимних сумерках это было совершенно невозможно. Оставалось одно – приготовиться, встать спиной к стене.
Как я и предполагал, мужики подошли ко мне и без лишних банальных слов про «закурить» начали меня бить. Надо сознаться, у них это получалось неплохо. Несмотря на боксерскую сноровку, я пропустил пару чувствительных ударов уже на первых минутах и почувствовал, как мои глаза начинает заволакивать знакомая красная пелена.
Я дрался, как лев. Или – как волк, на которого напали охотничьи псы. Я сразу понял, что меня бьют не для того, чтобы избить. Меня бьют, чтобы стереть с лица земли совсем, убить. Главное, понял я, не упасть. Иначе – хана.
