«Как зачем? Ради Лешки хотя бы, – мысленно ответил сам себе Лопатников. – Он здесь живет. Хоть сейчас пацан нормально устроен, не то что в детстве. Дашке опять же в наследство оставлю». Настроение Лопатникова чуть улучшилось – так всегда бывало, когда он вспоминал о младшем брате или дочери.
Лопатников попил воды и, оставив бутылку на скамейке, неторопливым, прогулочным шагом двинулся в сторону дома. Пройдя шагов тридцать, он свернул налево – неожиданно ему захотелось зайти в зимний сад, посмотреть на недавно приобретенных братом павлинов. Лопатников хмыкнул, вспомнив, как пару месяцев назад младший брат сообщил ему о том, что заказал павлинов для сада. Да не простых, а каких-то особенно породистых и ценных. Тогда Лопатников подумал, что младший шутит, но когда тот предъявил ему счет за этих экзотических куриц, ему стало не до смеха – они обошлись в пятьдесят пять тысяч баксов. Правда, птицы были и в самом деле очень красивые, в прошлый свой приезд он их хоть посмотрел, а то так и не знал, за что деньги отдал. Лопатников дошел до вольера с птицами и остановился, глядя на расхаживающего вдоль сетки павлина. Роскошный хвост птицы переливался всеми цветами радуги, Лопатников не удержался и восхищенно покачал головой. Второго павлина видно не было – наверное, спрятался в стоящий в глубине вольера деревянный домик.
– Эй ты, петух с хвостом! – Лопатников слегка потряс сетку, пытаясь обратить на себя внимание птицы. Павлин недовольно покосился на человека и продолжил свою бесцельную прогулку.
– Вот урод, даже внимания не обращает, – пробурчал себе под нос Лопатников. – Интересно, суп из такого вкусный получится или не очень?
Он подобрал с земли небольшой камешек и, тщательно прицелившись, запустил им в птицу. Павлин отскочил и возмущенно заорал – да таким противным голосом, что Лопатников непроизвольно поднял ладони к ушам. Надо же, никогда бы не подумал, что этот красавец может такие мерзкие звуки издавать!
Павлин смерил человека возмущенным взглядом и скрылся в домике. Лопатников постоял у сетки еще немного, потом понял, что в ближайшее время обиженная птица наружу не покажется, развернулся и отошел от вольера.
«Красивая, конечно, тварь, – думал он, неторопливо шагая к дому, – но десяти штук баксов все же не стоит. Переборщил Лешка. Хотя, с другой стороны... Теперь-то я себе и не такое могу позволить. И с одним золотом не бедствовал, а теперь, когда платина пойдет, можно будет не то что павлинов, слона из Африки выписать! Нет, точно, о тех бабках жалеть не стоит – в конце концов, у кого еще на Колыме свои павлины есть? Рассказать ведь кому – не поверят». Тут Лопатников снова помрачнел. Рассказать... Ему про этих птах и рассказать-то даже некому. На этом долбаном прииске половина народу и слова-то «павлин», наверное, не знает, а вторая половина думает, что это порода собак. Эх, среди какого отребья жить приходиться! А он-то, когда из лагерной охраны уходил, так надеялся, что со всеми этими сволочами дело иметь больше не придется! Ладно он сам – а каково там Дашке? И ведь сколько раз ей предлагал – уезжай оттуда, живи как нормальный человек. Не соглашается. Говорит, что одного его оставлять не хочет. Да, с тех пор как он на пенсию уволился и золотую делянку нашел, получается, ничего и не изменилось. Хотя, как сказать. Когда он начальником лагеря работал, такого дома у него не было. Так что жаловаться, пожалуй, не стоит. Вот только Дашка...»
